Дэвид Олсон - Куда подевались все мамы?

«Вижу, сегодня у вас и моральная поддержка имеется. Это, наверное, и есть Билли». Д-р Эванс присел на корточки, чтобы быть на одном уровне с Билли. Мальчик прижался к матери, стараясь спрятаться за нее, и не отвечал. «Ладно, пойдемте в кабинет и посмотрим, что можно сделать», сказал д-р Эванс, вставая.

Миссис Эванс направилась к двери, потом повернулась к Билли. Он перестал прятаться за нее, как только увидел коробку с игрушками и комиксами. «Хочешь пойти со мной или останешься здесь?»

«Здесь останусь», ответил Билли, даже не поворачиваясь. «Там воняет».

«Билли!»

«Там правда воняет!»

Д-р Эванс улыбнулся. «Да уж, как это ни печально, но искренности у детей не отнимешь. Там точно воняет».

Мона кивнула миссис Роджерс, приветствуя ее, и вышла их кабинета. Два других пациента уже сидели в приемной на стульях. Билли захватил весь диван и с шумом гонял машинку взад-вперед по кофейному столику.

Мона снова села на свое рабочее место и раскрыла журнал записи пациентов. «Вы должно быть г-н Эллисон», сказала она, глядя на пожилого джентльмена, сидящего у двери. «Да, мне назначено на 9.15».

«А я миссис Вейзак», добавила другой пациент, «В-Е-Й-3… «.

«Да, у меня записано. Вы приглашены к 9.30», сказала Мона.

«Вы слышали?» – спросила миссис Вейзак, поворачиваясь к – г-ну Эллисону. «Пятнадцать минут! Вы только представьте себе! И он берет за это 25 долларов. Это 100 долларов в час. А вы не хотели бы делать такие деньги? Мистер Эллисон не ответил. Он был старьевщиком и делал такие деньги. Мона улыбнулась и продолжила работу. Она улыбнулась, потому что от нее ждали именно этого, а не потому, что была согласна со сказанным. Миссис Вейзак, скорее всего, была ипохондриком, которые только и делают, что бегают по врачам и жалуются. Может быть, она и пришла-то пораньше, потому что знала, что в приемной у нее будет аудитория.

Мона начала печатать записки-напоминания для пациентов. Единственными звуками в комнате был шум печатной машинки и машинки Билли. Он проводил ее по столу, по сиденью дивана, вниз по ножкам стола и затем по спинкам стульев. Миссис Вейзак неободрительно поглядывала на него из-за журнала. Билли вдруг затих. Но не из уважения к чувствам миссис Вейзак, а потому что отлетели задние колеса у машинки. Несколько раз он пытался вставить их обратно, но один из зажимов, удерживающих ось, сломался. Он собрал машинку и колеса и направился к столу Моны. Сначала, занятая работой, Мона не обратила на него внимания.

«Она сломалась!» – сказал он.

Мона повернулась к Билли, начала что-то говорить и осеклась. Она знала о его присутствии в комнате, но вблизи еще не видела. Теперь же, когда он стоял у стола и смотрел на нее, сердце у нее вдруг бухнуло и застучало. Она снова попыталась что-нибудь сказать, но не смогла.

«Ты можешь ее починить?» – спросил Билли. Мона все еще не могла сказать ни слова и продолжала пристально смотреть на него. Билли обескуражено шагнул назад.

«Я не хотел ее ломать», – пояснил он. «Я нечаянно».

Мона едва слышала его. Она продолжала молча смотреть на него. У Билли были белокурые с рыжиной волосы, свисающие со лба на одну сторону. Нос и щеки в светлых веснушках. Высокие скулы. По глубокой ямочке по обе стороны рта и одна на подбородке. У него был вид симпатичного малыша, обычного пятилетнего ребенка, ничего особенного, если не считать того, что он выглядел как тот, кого она так хорошо знала. И чье фото стояло у нее на столе.

Билли снова вернулся к дивану и сел, пытаясь понять, что он сделал не так. Мона не знала, куда и смотреть. Она переводила глаза от фотографии на столе на печатную машинку, а затем на стену перед собой. Она попыталась попечатать, но об этом не могло быть и речи. Снова вернулась к портрету Боба – белокурые волосы, россыпь светлых веснушек, ямочки по уголкам рта, высокие скулы. И самое главное – эта ямочка посередине подбородка. Мона ни разу не видела ее у кого-нибудь другого. До сегодняшнего дня!

Она попыталась вернуться к работе, напечатала четыре буквы и снова невидяще уставилась в стену. Воспоминания нахлынули на нее – воспоминания, которыми она так дорожила, но которые так хотела оставить в прошлом. С ними вернулось и чувство вины – то, что она в первый раз почувствовала, когда стала забывать. Но воспоминания были беспорядочными; просто смешение отдельных событий, чувств… Она видела Боба, смотрящего в океан, указывающего на что-то. Он поворачивается и что-то ей говорит. Она уже не может вспомнить, что это было… Она видит его, сидящего напротив в ресторане, он ест фондю и весь измазался сыром. Он слизывает сыр и смеется над собой… Видит его могилу… . Как он наваливается на нее и как ее руки охватывают его голый зад… Она видит разбитую машину, скорую помощь, похороны.

На столе у Мона зазвонил телефон и вернул ее к реальности. «Доброе утро», ответила она автоматически, «Нет… не на этой неделе. Вы уже были у нас? Так… Может записать вас на четверг… А как насчет пятницы – в 2.15? Хорошо, миссис Рэлей».

Мона положила трубку, заполнила журнал записи пациентов и еще раз пристально посмотрела на Билли. Что это – сон или реальность? Это была реальность. И она снова отключилась и так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как д-р Эванс и миссис Роджерс вошли в приемную.

«Хорошо, доктор, я попробую это», сказала миссис Роджерс, осушая нос. «Должна признать, что чувствую себя подопытной крысой. Ничего не помогает».

«У вас очень чувствительные носовые пазухи», пояснил д-р Эванс. «Не так-то просто вам помочь. Удивительно еще, что таких как вы не так уж и много».

«Ну что ж, придется продолжить над собой опыты».

«Или переехать», предложил д-р Эванс. «Только не переборщите», сказал он, указывая на рецепт у нее в руках. «И я хочу увидеть вас в начале следующей недели и посмотреть, как вы на это лекарство реагируете». «Посмотри, пожалуйста, когда миссис Роджерс можно будет зайти в понедельник или вторник, минут на пять, не больше», попросил он, поворачиваясь к Моне. Мона не двигалась и, казалось, не слышала.

«Мона!» сказал д-р Эванс громче, наклоняясь к ней. «Уж извините Мону, миссис Роджерс. Она у нас влюблена».

«Да, да… э… .на следующей неделе. Как насчет четверга?» запинаясь, произнесла Мона.

«Мона! Я сказал – понедельник или вторник, всего пять минут».

«В понедельник. В час дня – подойдет?

«Хорошо», ответила миссис Роджерс. «А вас – поздравляю! Билли, идем домой!»

Билли соскочил с дивана, подобрал сломанную машинку, которую он уже забраковал, и отнес ее на стол Моны. «Извините!»

«Кто следующий?» позвал д-р Эванс. Моне никогда не нравилось, как он вызывает пациентов. «Кто следующий» – звучит как у парикмахера, а не в приемной у врача.