Лариса Матрос - Красота спасет мир, если мир спасет красоту

В той же самой Америке (на успехи в биологии которой ты часто ссылаешься), если хочешь знать, ребенок может осуществить развод со своими родителями, если его не устраивает то, как они с ним обращаются. А твой сын – взрослый, самостоятельный, независимый человек! И вообще, о чем мы говорим: он уже подал заявление в ЗАГС и этим дал понять, что ничего изменить нельзя. Да и зачем менять? Может быть, это именно то, что ему нужно…

– Но это не может быть то, что ему нужно, – сдерживая истерику говорила мать. – Она же человек совсем другой породы, другого класса. Что она может ему дать как жена, друг, партнер по жизни? О чем он будет с ней говорить, чему она сможет научить наших внуков?.. И вообще, у нее вид и манеры настоящей…

– Послушай, – с прорвавшимся снова раздражением воскликнул муж, – мне эти твои лекции уже давно надоели. Ты должна знать прописную истину, что человек всегда стремится получить то, что ему нужно. Значит, твоему сыну именно это и нужно!

– Не может быть! Он просто ослеплен, он не понимает, что его ждет с этой…

– Так ведь он же гений, как ты всю жизнь твердишь! Значит, он все должен понимать. Но теперь тебе в это не хочется поверить. Ты хотела его сотворить по своему образу и подобию и уже радовалась, что он такой «правильный», как ты. А ему, может, наскучила эта правильность, вот тут стоит. – Муж всеми пальцами зажал себе горло.

– Но именно на «правильности» этот мир еще держится, – парировала она, чеканя каждое слово, как на уроке. – Если бы не было нас, правильных, этот безумный, безумный мир совсем свихнулся бы. А держится он на вечных ценностях добра и морали…

– Вот-вот-вот!!! Эти твои лекции на «морально-этические» темы и привели к тому, что столь любящий тебя сын не согласовал с тобой заранее свою женитьбу! Он хорошо представлял, как ты отреагируешь… Он боялся твоих «лекций», потому и решил просто поставить тебя перед фактом. Так что, пеняй на себя…

В мгновенье в памяти пронеслись вечные ссоры с мужем по поводу его нежелания посещать школьные собрания, сидеть с сыном дома, когда он болел (а ей нельзя было пропускать, уроки), водить его в музыкальную и спортивную школу и вникать в его духовную жизнь… Она чувствовала, что вся холодеет, сил осталось лишь на шепот.

– Так ты хочешь сказать, что я во всем виновата?! Когда я получала грамоты и вечные похвалы за воспитание сына, ты воспринимал это как должное. Ты не задумывался над тем, что в отличие от многих семей, мы не знали никогда проблем с сыном, не знали никаких переходных возрастов… А не задумывался и не ценил, потому что твоих усилий в этом был ноль. Тебе все с неба падало… Ты никогда не бывал на родительских собраниях и не знаешь, как другие папаши выслушивали горькие упреки учителей за невнимание к нуждам детей и плохое их воспитание в семьях, за плохую учебу и поведение их отпрысков. У нас все тянула на себе я!

Именно я затратила огромные силы на то, чтобы нам такого не слышать никогда! Зато на защите диссертации сына ты сидел королем и принимал с гордостью поздравления и похвалы в свой адрес… А сейчас, когда случилась беда, ты снова умываешь руки.

Выдержка отказала ей совсем, она безудержно разрыдалась. Он никогда раньше не видел ее рыданий, и это его испугало. С давно не проявляемой к ней нежностью он подошел к жене, обхватил за плечи и, прижав к себе, тихо сказал:

– Не отчаивайся. Все знают, сколько ты сделала для сына. И уверяю тебя, он не подведет. Он тебя очень любит, ты это знаешь. Он – умный и порядочный парень, все будет у него хорошо. Успокойся. Утро вечера мудренее… Уже поздно, пора отдохнуть…

На следующий день, выйдя из комнаты Виктора лишь во второй половине дня, молодые быстро отправились за пожитками Алики в ту квартиру, которую она снимала.

Бракосочетание отметили опять вчетвером, так как Алика сказала, что она сирота, а родственники – все дальние и разбросаны по разным деревням. Виктор не хотел никакой свадьбы, и рано утром молодые отправились в путешествие.

Оскорбительное и несправедливое предостережение мужа о том, чтоб ей не уподобиться «ревнивой мамаше», так прочно запало в душу, что она заставляла себя нарочито проявлять всяческую благосклонность к нежеланной невестке, несмотря на то, что все, что та делала, говорила, надевала, было самим отрицанием той интеллигентности, той изысканности, которым был обучен Виктор.

Пытаясь понять истоки страстной влюбленности сына в свою жену, мать старалась в раскованности, бесшабашности и даже нагловатости невестки найти какую-то позитивную новизну, внесенную ею в жизнь их семьи, в их дом, где они жили вместе с того дня, когда эта «девица» впервые переступила его порог.

Подавляя собственные сомнения и тревоги, мать поддерживала инициативы чрезмерно активной Алики, не знающей понятия «неудобно», и порой матери даже казалось, что между ними возникла обоюдная устремленность к взаимопониманию.

Временами она с радостью отмечала в себе даже признаки зарождающейся привязанности к жене сына, и это внушало оптимизм, за который она хваталась как за соломинку.

Конечно, мать не могло не угнетать то, что сын с момента женитьбы все реже делится с ней своими настроениями, творческими планами, но она ни разу не позволила себе упрекнуть его в этом.

Однако, когда спустя примерно полгода Виктор сообщил родителям, что получил приглашение на работу в США и собирается с Аликой туда уехать, неожиданность чуть не раздавила своей тяжестью ее пошаливающее с некоторых пор сердце.

Сын однозначно дал понять, что если хорошо там устроится, то вряд ли вернется, так как не видит перспектив ни в науке, ни в материальном обустройстве их самостоятельной жизни в России. Единственное, что он предложил родителям в утешение, это – поехать с ними в расчете на его помощь в новой стране.

Поздно вечером того дня, уже в спальне перед сном, мать, зная позицию мужа в отношении отъезда и потому не надеясь особенно на его солидарность, все же решила осторожно начать «работу» по воздействию на него…

– Мы не молодеем, увы, – сказала она, тщательно подбирая слова, которыми могла бы расположить мужа к судьбоносному для нее разговору. – Нам тяжело будет одним здесь, а ему без нас – там. Да и что может быть важнее того, чтобы видеть сына, соучаствовать в его устремлениях, общаться с будущими внуками?

– Так, – прервал муж гневно, – я лично никуда не уеду. Я не для того столько корпел в жизни, чтобы сейчас с профессора скатиться на таксиста. Я бывал там и видел, что происходит с нашими учеными-гуманитариями, особенно с теми, кто приезжает после 50-ти, тем более без хорошего английского языка.

И вообще, та жизнь не по мне! Здесь у меня все: моя работа, мои коллеги, мои семинары, мои аспиранты и студенты, моя культура, мой язык – все, чем я живу! Мое благополучие- в этом, и этого мне ничто не заменит, даже золотые горы, которых к тому же мне там и во сне не видать! Так что прошу тебя больше не поднимать эту тему! – Он нервно вышел из спальни, выпил воды и вскоре вернувшись, успокоенным, деловым, дружелюбным тоном сказал: