Кевин Уилсон - Ненависть и прочие семейные радости

– Я в тебя попал, черт подери! – завыл Джозеф. – Угодил тебе в лицо, Бастер.

Тут он услышал, как кричит Кенни:

– Мы везем тебя в больницу, Бастер, понял?

– Чего? – слабо спросил тот. Он понимал, что вокруг него все орут, но почему-то едва мог их расслышать.

– Все очень плохо, – сказал ему Джозеф.

– Что с моим лицом? – спросил Бастер, еще путаясь в мыслях.

Он потянулся потрогать правую сторону лица, которая одновременно деревенела и горела огнем, но Джозеф тут же удержал его руку, сцапав за запястье:

– Наверно, не стоит это делать.

– А что, с ним что-то не так?

– Ну, там как бы все на месте, – попытался объяснить Джозеф, – только не все… как надо.

Сделав над собой усилие, чтобы сосредоточиться, Бастер счел за лучшее вновь вернуться ко сну, однако Джозеф явно не собирался ему это позволить.

– У тебя наверняка сотрясение мозга, – сказал он Бастеру. – Давай-ка слушай мой голос и постарайся не засыпать.

Ненадолго повисло неловкое молчание, после чего Джозеф произнес:

– Я такую историю как раз на прошлой неделе для курсов написал. О парне, который только что вернулся из Ирака. Но я там вовсе не подразумевал себя, это совершенно иная личность. Мой парень живет в Миссисипи. Так вот, он возвращается в родной городок после почти десятилетнего отсутствия и заходит выпить в местный бар. Потом решает поиграть в пинбол, там к нему подходит его давний, еще школьный, приятель, и у них завязывается разговор. – Джозеф сделал паузу и крепко сжал Бастеру руку: – Ты как там, не уснул?

Бастер попытался качнуть головой, но безуспешно, и тогда выдавил:

– Я не сплю. Я слушаю.

– Ну и славно. Так вот, – продолжил Джозеф, – в общем, они там на пару догоняются, надираясь в дым. Тут бар начинают закрывать, а главный герой рассказывает своему приятелю, как пытается найти работу и обзавестись достаточными деньгами, чтобы съехать от родителей и обосноваться отдельно. А тот мужик и предлагает герою, что даст ему пять сотен баксов, если тот кое-что для него сделает. Ну, и как тебе такое начало?

Бастеру подумалось: не умирает ли он, часом? И если так, то не испустит ли он дух к тому моменту, когда Джозеф завершит наконец свое повествование?

– Очень неплохо, – с трудом произнес он.

– У мужика, мол, есть собака, которую он очень любит, и есть бывшая жена, которая забрала пса к себе и не желает отдавать. Вот он и просит главного героя выкрасть собаку и привезти ему, и он за это даст ему пятьсот баксов. Так возникает коллизия моего рассказа. Главный герой начинает над этим думать, мечется туда-сюда и наконец, спустя два дня, звонит тому мужику и говорит, что согласен.

– Ой-ё! – подал голос Бастер.

– Да, знаю, – кивнул Джозеф, – это плохая идея. Так вот, однажды ночью он проникает в дом той самой бывшей жены и пытается выкрасть собаку – но все вдруг идет наперекосяк. Пес, решив, что это вор – кем он, собственно, и являлся, – начинает на него набрасываться и оттяпывает ему кусок руки. В общем, как-то парню удается совладать с собакой, вытащить ее из дома и запихать в машину, но когда герой добирается до дома, то вдруг обнаруживает, что собака мертва. Возможно, он перебил ей трахею или что-то вроде того – я не вдавался в конкретику. Как бы то ни было, собака оказалась мертва.

– Почти приехали! – крикнул Кенни.

– Так вот, главный герой берет лопату и закапывает пса на заднем дворике у своих родителей. Покончив с этим, он отправляется на автовокзал, покупает билет и садится в автобус, без малейшего понятия, куда тот отправится. И вот герой сидит в автобусе, рука у него дико кровоточит, но он старается, чтобы никто этого не заметил. И он надеется, что, куда бы теперь ни привела его судьба, его там ожидает прекрасное местечко. Конец.

– Мне нравится, – сказал Бастер.

Джозеф расплылся в улыбке.

– Я еще над ним работаю.

– Правда хорошо выходит, Джозеф.

– Вот только я и сам пока не понял, то ли у меня счастливый конец выходит, то ли наоборот.

– Приехали! – бросил Кенни, и машина довольно резко остановилась.

– А он и счастливый, и печальный, – сказал Бастер. – Многие концовки получаются и счастливыми, и мрачными одновременно.

– С тобой все будет в порядке, – подбодрил его Джозеф.

– Думаешь?

– Ты ж у нас несокрушимый!

– Я неуязвимый, – поправил Бастер.

– И ты невосприимчив к боли, – добавил Джозеф.

– Я бессмертный, – сказал Бастер и тут же медленно поплыл в беспамятство, очень надеясь, что, куда бы теперь ни привела его судьба, его там ожидает прекрасное местечко.

Художники: Калеб и Камилла Фэнг

В ту пору как раз были каникулы, и Фэнги сделали поддельные идентификационные карты на всех членов семьи. Недавно Калеб с Камиллой получили весьма престижный грант – более трехсот тысяч долларов – и теперь собирались в путешествие, дабы отметить это событие. Новенькие их удостоверения личности лежали на столе. Мистер и миссис Фэнг именовались там как Ронни Пэйн и Грейс Трумэн. Детям разрешили самим выбрать себе имена. Анни теперь значилась как Клара Боу, а Бастер – как Ник Фьюри. В обмен на готовящуюся картину из реальной жизни родители обещали им, что все четыре дня, которые они проведут на побережье, они будут самой что ни на есть нормальной семьей, загорающей на солнышке, покупающей себе разные безделушки из морских камешков и питающейся всяческими вкусностями – или зажаренными во фритюре, или обмакнутыми в шоколад, или тем и другим одновременно.

Сидя в аэропорту, мистер и миссис Фэнг перелистывали журналы, читая о людях, которые, возможно, сумели прославиться, но о которых сами они в жизни не слыхали. Они заставляли себя проглатывать всякий вздор о чудодейственных диетах, фильмах, которые им, к счастью, не суждено было увидеть, – и все это ради закрепления своих образов. Ронни, по легенде, владел группой ресторанов сети «Пицца Хат», трижды был женат и разведен. Грейс была обычной медсестрой. Ронни она повстречала в отделении реабилитации, и последние девять месяцев они прожили вместе. Просто влюбились друг в друга? Вероятно, да.

– Может, поведаешь мне, что ты собираешься сказать? – спросил мистер Фэнг жену.

– Это сюрприз, – ответила та.

– Мне кажется, я уже знаю, что ты скажешь.

– Держу пари, тебе так только кажется, – улыбнулась она.

Анни сидела в одиночестве в пустовавшем ряду кресел и зарисовывала оказавшихся в аэропорту людей. В руке она, точно букет цветов, сжимала целую горсть цветных карандашей и быстро набрасывала то или иное лицо в лежавшем на коленях блокноте. В десяти ярдах от нее мужчина с массивным крючковатым носом и в непомерно широких солнцезащитных очках горбился в своем кресле, то и дело втихаря прикладываясь к серебристой фляжке, спрятанной во внутреннем кармане пиджака. Улыбнувшись, Анни подчеркнула и без того чудаковатую наружность незнакомца, превратив свое художество в нечто среднее между портретом и карикатурой. Когда она изучающе разглядывала мужчину в поисках новых деталей, он внезапно посмотрел в ее направлении, и у девочки вспыхнуло лицо. Поморщившись, Анни опустила глаза к блокноту, набрасывая поверх портрета частые карандашные «молнии», пока изображение не стало совсем неузнаваемым и ее интерес к незнакомцу не мог быть уличен. Потом она сложила блокнот с карандашами обратно в школьный рюкзачок и стала повторять свою «легенду».