Эдвард Форстер - Путешествие в Индию

Он видел это четверостишие на могиле одного деканского царя и считал, что оно исполнено глубокого философского смысла – он всегда считал, что пафос не может не обладать глубиной. «Втайне постичь боль и радость сердца!» Азиз мысленно повторил эту фразу, и на глаза его навернулись слезы, и в этот момент ему почудилось, что одна из колонн мечети едва заметно колыхнулась. Колонна качнулась и отделилась от стены. В крови Азиза пробудилась вековая вера в привидения, но он не пошевельнулся. Потом качнулась другая колонна, затем третья, и во дворе показалась англичанка, вышедшая на освещенную луной площадку. Азиз вдруг ощутил неистовый гнев.

– Мадам! – закричал он. – Мадам, мадам!

– О боже! – испуганно воскликнула женщина.

– Мадам, это мечеть, и вы вообще не имеете права здесь находиться. Вы должны снять обувь, входя сюда, – это священное место для мусульман.

– Я сняла обувь.

– В самом деле?

– Да, я оставила ее у входа.

– В таком случае прошу прощения.

Женщина, еще не оправившаяся от испуга, опасливо вышла во двор и остановилась. От Азиза ее отделял чан для омовений. Азиз окликнул женщину:

– Я искренне прошу у вас прощения за грубые слова.

– Но я же все сделала правильно, верно? Если я сняла обувь, то мне можно было войти в мечеть?

– Конечно, но женщины почему-то всегда забывают это сделать, особенно если думают, что их никто не видит.

– Какая разница? Бог все видит.

– Мадам!

– Прошу вас, позвольте мне уйти.

– Может быть, я могу оказать вам какую-нибудь услугу – сейчас или в любое другое время?

– Нет, благодарю вас, на самом деле, нет. Доброй ночи.

– Могу ли я узнать ваше имя?

Женщина стояла в тени ворот, и Азиз не мог видеть ее лица. Напротив, женщина прекрасно его видела.

– Миссис Мур, – ответила она изменившимся тоном.

– Миссис… – подойдя ближе, Азиз увидел, что женщина была стара. Мнимый образ, вознесшийся над мечетью, рассыпался в куски, и Азиз сам не понял, обрадовало это его или опечалило. Она была старше бегумы Хамидуллы – лицо ее было румяным, а волосы совершенно седыми. Азиза обманул голос.

– Миссис Мур, наверное, я напугал вас. Я расскажу о вас моим друзьям, о том, как вы сказали, что бог все видит, – это очень верно и изящно. Вы, наверное, приехали сюда совсем недавно.

– Да, а как вы догадались?

– По тому, как вы ко мне обратились. Не позволите ли вызвать вам экипаж?

– Я только что пришла из Клуба. Там идет пьеса, которую я видела в Лондоне. К тому же в Клубе страшная духота.

– Как называется пьеса?

– «Кузина Кейт».

– Мне кажется, вам не стоит ходить ночью одной, миссис Мур. Здесь попадаются нехорошие люди, и к тому же может встретиться леопард с Марабарских холмов. Я уже не говорю о змеях.

При упоминании о змеях женщина издала тихий вскрик; она совсем забыла о них.

– Есть еще пятнистые жужелицы, – продолжал между тем Азиз. – Вы ее ловите, она вас кусает, и вы умираете.

– Но вы же ходите по ночам один?

– Ну, я привык.

– Привыкли к змеям?

Оба рассмеялись.

– Я врач, – сказал Азиз, – змеи не осмеливаются меня жалить.

Они уселись рядом у входа и обули свои вечерние туфли.

– Я могу узнать, почему вы приехали в Индию именно сейчас, когда заканчивается прохладный сезон?

– Я хотела приехать раньше, но меня задержали неотложные дела.

– Здесь скоро будет очень жарко. На вашем здоровье это плохо скажется! Да и что, собственно, привело вас в Чандрапур?

– Я приехала в гости к сыну. Он здешний судья.

– Нет, это невозможно, просто невозможно. Нашего городского судью зовут мистер Хислоп, я очень хорошо его знаю.

– Тем не менее это мой сын, – сказала женщина, улыбаясь его горячности.

– Но, миссис Мур, как такое может быть?

– Я была замужем дважды.

– Да, да, теперь я понял. Ваш первый муж умер.

– Да, умер, как, впрочем, и второй.

– Значит, мы с вами товарищи по несчастью, – загадочно произнес Азиз. – Значит, городской судья – это ваш единственный родственник?

– Нет, у меня есть еще младшие дети в Англии – Ральф и Стелла.

– Значит, здешний джентльмен – сводный брат Ральфа и Стеллы?

– Совершенно верно.

– Все это очень странно, миссис Мур, потому что у меня тоже, как и у вас, два сына и дочь. Как мы похожи в наших несчастьях.

– Как зовут ваших детей? Не думаю, что их зовут Ронни, Ральф и Стелла.

Это предположение очаровало Азиза.

– Нет, конечно же, нет. Это звучало бы очень странно. Их зовут совсем по-другому, и вы удивитесь их именам. Прошу вас, послушайте. Я сейчас скажу вам, как их зовут. Первого сына зовут Ахмед, второго – Карим, а дочь, которая старше их, – Джамиля. Троих детей вполне достаточно, вы согласны со мной?

– Да.

Они немного помолчали, думая каждый о своей семье. Женщина вздохнула и поднялась.

– Может быть, вы когда-нибудь утром заглянете в госпиталь Минто? – поинтересовался Азиз. – Больше в Чандрапуре я ничего не могу вам предложить.

– Спасибо, я уже была там, но мне было бы приятно побывать там вместе с вами.

– Наверное, вас принял уполномоченный врач.

– Да, и миссис Каллендар.

– А, – произнес Азиз изменившимся голосом, – она очаровательная леди.

– Возможно, но, наверное, вы знаете ее лучше, чем я.

– Что вы говорите? Она вам не понравилась?

– Она изо всех сил старалась быть любезной, но я не назвала бы ее очаровательной.

Азиза прорвало.

– Она только что отобрала у меня экипаж – разве такое поведение можно назвать очаровательным? А майор Каллендар почти каждый вечер отрывает меня от ужина с друзьями, и я сразу приезжаю по его вызову, покидая приятнейшую компанию, но его каждый раз не оказывается на месте, и он даже не оставляет мне записки. Это очаровательно, прошу вас, скажите? Я ничего не могу с этим поделать, и он прекрасно это знает. Я его подчиненный, мое время ничего не стоит, индиец может потоптаться на веранде – это самое подходящее для него место. Пусть постоит, подождет. А миссис Каллендар забирает у меня экипаж и при этом обходится со мной…

Женщина слушала его излияния.

Перечисление свалившихся на него несчастий взволновало Азиза, но еще больше взволновали его симпатия и сочувствие, какие он чувствовал в этой женщине. Именно это волнение заставляло его горячиться, повторять одно и то же, преувеличивать и противоречить самому себе. Она выказала свое сочувствие тем, что нелестно отозвалась о своей соотечественнице, но он и до этого сразу ощутил ее отношение. В его душе вспыхнул огонь, зажечь который дано не только красоте, и, несмотря на то, что прежние его слова были пропитаны недовольством, сердце его растаяло и заставляло говорить иначе.