Амор Тоулз - Джентльмен в Москве

– Я вообще предпочитаю путешествовать на поезде, – ответил граф, слегка удивленный ходом мыслей Нины.

Она возбужденно кивнула.

– И я тоже. Ты же видел, как проносятся за окном деревни, леса и поля, пил чай, слушал разговоры других пассажиров и засыпал под убаюкивающий стук колес?

– Да, именно так все и было.

– Вот и я об этом. Но ты когда-нибудь думал о том, как попадает в топку паровоза уголь? Ты задумывался о том, как прокладывают пути в горах или болоте?

Граф задумался. Представил. Проникся.

– Никогда не думал на эту тему, – признался он.

Она посмотрела на него, как на человека, который все понимает и разделяет ее точку зрения.

– Потрясающе.

Действительно, если посмотреть на все произошедшее с этой точки зрения, возразить совершено нечего.

Через несколько минут граф уже стучал в дверь комнаты, в которой работала скромная и робкая Марина. Граф стоял перед дверью, прикрывая заднюю часть брюк газетой.

Стоя перед дверью, он вспомнил о том, что раньше в этой комнате на немецких швейных машинках работали три швеи. Как три мойры [23] В древнегреческой мифологии мойры (мойра – букв. «часть», «доля») были богинями судьбы. У древних римлян мойрам соответствовали парки. , они резали, кроили и шили. Они укорачивали или удлиняли подолы, подшивали брюки. После революции всех трех благополучно уволили. Швейные машинки затихли и, видимо, стали собственностью трудящихся. А что стало с комнатой? То же самое, что и с магазином Фатимы. Неподходящее время, чтобы заниматься нарядами, бросать букеты и носить цветы в петлице.

К 1921 году занавески, постельное белье и салфетки, являвшиеся собственностью отеля, сильно обветшали. Однако никто не собирался их заменять на новые. Поэтому администрация отеля назначила Марину швеей, и с этих пор добрая традиция чинить одежду и постельное белье в стенах отеля возобновилась.

– Ах, Марина, – произнес граф, когда та открыла дверь. – Как я рад, что застал тебя здесь за работой!

Марина посмотрела на него с подозрением.

– А где еще вы могли меня сегодня застать?

– Ты совершенно права, – ответил граф. Он самым очаровательным образом улыбнулся, повернулся на девяносто градусов, быстро приподнял газету и вежливо попросил ее о помощи.

– Но я же вам вроде на прошлой неделе зашивала брюки?

– Я опять вместе с Ниной подглядывал, – объяснил он. – С балкона в бальном зале.

Швея посмотрела на графа с недоумением.

– Если вы носитесь с девятилетней девочкой, то зачем вам надевать такие штаны?

Графа удивил ее тон.

– Когда я одевался сегодня утром, то совершенно не собирался с ней носиться. Эти брюки мне сшили на Сэвил-роу [24] Сэвил-роу – улица в центре Лондона, где находились ателье лучших портных города. .

– Совершенно верно. Они сшиты на заказ, чтобы сидеть в гостиных и салонах.

В тот день Марина не вела себя как тихоня и скромница, а говорила то, что думала, и граф, поняв, что разговор не клеится, поклонился ей в знак прощания.

– Ой, перестаньте! – воскликнула Марина. – Хватит этих фокусов. Заходите за ширму и снимайте штаны.

Граф молча зашел за ширму, снял брюки и передал их Марине. Настала тишина. Граф понял, что Марина присела, вставила нитку в иголку и начала шить.

– Ну что ж, пока я занимаюсь вашими штанами, можете рассказать, что вы делали на балконе, – произнесла она.

Пока она шила, граф поведал ей о том, что слышал и видел во время собрания, а также поделился своими мыслями и соображениями по этому поводу. Под конец рассказа он должен был признать, что везде, где он видел незыблемость социальных условностей и находил повод для ироничной констатации неизменности человеческой природы, Нина видела лишь энергию, динамизм и неуклонное движение к намеченной цели.

– Ну и что же в этом плохого? – поинтересовалась швея.

– Ничего плохого в этом нет, – должен был признать граф. – Просто совсем недавно она пригласила меня на чай и расспрашивала о правилах поведения принцесс…

Марина передала зашитые брюки графу за ширму и покачала головой, как человек, который должен сообщить своему собеседнику правду, которая может показаться тому не очень приятной.

– Маленькие девочки быстро теряют интерес к принцессам, – сказала Марина. – Более того, они вырастают из этого интереса гораздо быстрее, чем мальчики вырастают из своего интереса ко всяким проказам.

Граф поблагодарил Марину и вышел из двери ее комнаты в брюках, за которые ему уже не надо было стыдиться, и тут же столкнулся с коридорным, стоявшим прямо под дверью.

– Простите, граф Ростов!

– Все в порядке, Петя. Это я на тебя натолкнулся.

Петя даже не заметил, что с его головы упала фуражка, и граф наклонился, поднял ее и водрузил ему на голову. После этого он повернулся и собрался отправиться по своим делам.

– Граф, я искал именно вас.

– Меня?

– Да. Вас хочет видеть господин Халеки. Он просил вас подойти к нему в кабинет на пару слов.

Граф уже четыре года прожил в «Метрополе», и за все это время его ни разу не вызывал к себе управляющий отелем. Более того, граф даже ни разу не видел этого управляющего.

Иосиф Халеки был одним из немногих руководителей, которые мастерски освоили искусство делегирования полномочий. Он перепоручил и доверил управление отелем работникам, ответственным за ту или иную сторону ведения бизнеса, и самоудалился от процесса принятия решений. Он прибывал в отель в восемь пятнадцать утра и быстро шел в свой кабинет с озабоченным выражением лица человека, опаздывающего на важную встречу. По пути к кабинету он в знак приветствия кивал подчиненным и просил свою секретаршу, чтобы его не беспокоили. После чего плотно закрывал за собой дверь кабинета.

И чем же он занимался в кабинете?

Трудно сказать, чем, потому что его практически никто не видел. Те, кому доводилось побывать в кабинете управляющего, говорили о том, что на его столе не было никаких документов и бумаг, телефон звонил редко, а вдоль стены стояла обитая красным бархатом кушетка с подушками, и эта кушетка всегда была подозрительно примята, как будто на ней только что спали…

Иногда то или иное чрезвычайное обстоятельство (например, пожар на кухне или недовольство клиента счетом) заставляло его подчиненных стучать в дверь кабинета, чтобы поговорить с начальством. Каждый раз, когда это происходило, на лице управляющего появлялось такое выражение глубочайшей усталости, недовольства и разочарования работой подчиненных, что те моментально уверяли, что сами со всем разберутся, просили извинения за беспокойство и тотчас убегали. В результате «Метрополь» стал одним из самых безупречно и эффективно функционирующих отелей в Европе.