Эдвард Резерфорд - Париж

– Месье Ней, полагаю. Я Гюстав Эйфель, к вашим услугам.

– Месье Эйфель, позвольте представить вам мою дочь Ортанс.

Знаменитый инженер склонился перед девушкой.

– Месье Гаскон работал со мной еще с того времени, когда мы сооружали статую Свободы, – светским тоном произнес Эйфель. – Мы с ним старые друзья.

– А это мадемуазель Фермьер, – заговорил в ответ Ней, – чья тетя является моим самым верным помощником.

Эйфель поклонился и Эдит.

– Могу я спросить, не приходитесь ли вы родственниками великому маршалу Нею? – задал вопрос Эйфель.

– Это другая ветвь, но род один и тот же, – сказал стряпчий.

– Должно быть, вы гордитесь таким родственником, – предположил Эйфель.

– О да, месье. Его казнь стала пятном на чести Франции. Каждый год я прихожу на его могилу и возлагаю венок.

После падения великого Наполеона роялисты приговорили маршала Нея к смертной казни. Он смело встал перед расстрельной командой и заметил, что не понимает, почему командование французскими войсками в сражении против врагов Франции было признано преступлением. Большинство французов согласились с этим, и потому его со всеми почестями похоронили на кладбище Пер-Лашез.

Беседа коснулась темпов строительства башни. Эйфель сказал, что надеется приветствовать юриста с дочерью на ее вершине после завершения. И, уже намереваясь отойти, инженер заметил Люка:

– Вы ведь брат этого героя, не так ли? Я помню тот день, когда вы пропали и ваш брат отправился вас искать. – Он снова положил руку на плечо Тома. – Он надежный человек. Надеюсь, вы цените его по достоинству.

– О да, месье, – с готовностью согласился Люк.

После прощания с Эйфелем Ней сказал, что они тоже собираются уходить. Но было очевидно, что он весьма доволен услугой, которую оказал ему Тома Гаскон.

– Возможно, мы скоро увидим вас вновь, – кивнул ему стряпчий. – И вас тоже, мой юный друг, – добавил он, обращаясь к Люку.

За все время Эдит не произнесла ни слова.

– Ты прекрасно сегодня выглядишь, – сказал ей Тома. – Надеюсь, твоя мать и тетя тоже в добром здравии. – Удостоившись от нее кивка, он продолжил: – Пожалуйста, передай им мое почтение.

Ему показалось, что при этих словах Эдит улыбнулась ему.

Братья пробыли у башни до самого вечера. Тома познакомил младшего брата со своими товарищами-верхолазами, потом они послушали, как играет оркестр. На вечер Эйфель обещал большой фейерверк с верхней платформы. Но до этого Тома и Люк перешли реку и устроились в кафе перекусить.

– Я думаю, что если ты попросишь Эдит, то она согласится снова с тобой встречаться, – сказал Люк, когда с едой было покончено.

– Почему ты помогаешь мне с Эдит, – спросил Тома, задумчиво посмотрев на брата, – если считаешь, будто она к тебе не очень хорошо относится?

– Потому что мне кажется, что без нее ты несчастлив.

На душе у Тома потеплело от этого проявления братской любви.

– Ты хороший парень, ты знаешь это? – Он шутливо ткнул Люка в плечо.

– Я? – Люк обдумал слова старшего брата и мотнул головой. – Вряд ли.

– А я думаю, что хороший.

– Нет, я не хороший. На самом деле, – добавил он, – я даже не хочу быть хорошим.

– Я не понимаю тебя, братишка. – Тома взял со стола бокал вина.

– Знаю, – сказал Люк. – Так ты встретишься с Эдит?

В конце июля горожане начали замечать: с башней Эйфеля что-то не в порядке. Весь Париж знал, что ее должны закончить через восемь месяцев. За это время ей предстояло подняться еще на сто восемьдесят метров. Тем не менее люди, день за днем глядя на огромный обрубок, видели, что он практически не растет. Поползли слухи. Стали поговаривать, что великий инженер столкнулся с технической проблемой. После стольких трудов и разговоров не начнется ли весной Всемирная выставка под недостроенным обрубком? Не станет ли Франция посмешищем?

Разумеется, беспокоился и молодой Тома Гаскон.

Но все же, несмотря на уважение к башне и ее проектировщику, бывали моменты, когда ему было все равно, достроят ее или нет. У него имелись другие заботы.

В первое воскресенье августа он и Эдит встретились, чтобы вместе провести день. На свидание она должна была прийти от своей тети, поэтому они договорились, что будут ждать друг друга на углу авеню Гранд-Арме. Широкая лента Елисейских Полей, устремляясь от Триумфальной арки дальше на восток, выходила к старой разросшейся деревне Нейи и заканчивалась у необъятного Булонского леса.

День был жаркий. В такую погоду нет ничего лучше, чем побродить по лесопарку.

Когда Наполеон III и Осман прибыли к старинным охотничьим угодьям на западной окраине города, они точно знали, что делать.

– Я хочу что-то вроде Гайд-парка в Лондоне, – сказал Наполеон III, – только больше и лучше.

Само собой.

Булонский лес значительно больше, чем тот английский парк. В его южной части построили прекрасный ипподром Лоншан, к которому вела длинная и величавая авеню. Подобно Шантийи к северу от Парижа и Довилю на нормандском побережье, этот ипподром предлагал самые фешенебельные скачки в мире. Если в Гайд-парке было озеро Серпентайн, то в Булонском лесу имелось целых два искусственных озера, соединенные водопадом. Среди деревьев проложили десятки километров восхитительных аллей. Детский зверинец в северо-западном углу леса превратили в антропологический тематический парк, где можно было посмотреть образцы культуры и быта далеких стран.

Оттуда они и начали свой путь.

Когда они прошли через турникет, в зверинце было уже оживленно. Там гуляли семьи с детьми в матросских костюмчиках и муслиновых платьицах, мелкие клерки и лавочники, а также простые пролетарии вроде Тома и Эдит.

Девушка надела на прогулку синее с белым платье, а к нему шляпку с лентой. В руках она вертела зонтик. Тома догадался, что шляпка и зонт достались ей от мадемуазель Ортанс. В результате складывалось впечатление, будто Эдит принадлежит к более высокому классу, чем на самом деле. Но Тома часто замечал, что женщины имеют склонность одеваться лучше, чем их спутники-мужчины. Его собственная короткая куртка была достаточно чистой, но вот ботинки не блестели и до того, как на них осел толстый слой пыли. Неожиданно для себя он задумался, как оделся бы для подобной встречи с девушкой его младший брат.

Эдит зверинец понравился. В нем был небольшой восточный храм и несколько необычных животных. А еще там отгородили большую площадку, где готовилась новая экспозиция. Тома с Эдит подошли к служителю зверинца и спросили его, что там будет.

– А, – ответил он, покручивая кончик усов, – это для выставки. Для Всемирной выставки, которая начнется в следующем году. Это будет самая большая экспозиция из всех, что мы тут устраивали. Целая деревня.