Соня Чокет - Пробуждение в Париже. Родиться заново или сойти с ума?

На площади Колетт мы наткнулись на магазины нумизматов, в которых торговали старинными монетами, военными медалями, антикварными украшениями, оловянными солдатиками, причудливыми светильниками всех возможных форм и размеров. Встретились нам барахолки, булочные, магазины канцелярских товаров, обуви, сыров, парфюма, подушек, нижнего белья, вина, чая, географических карт и прочее, и прочее – все это богатство вперемешку с необычными кафе, бистро, ресторанами и ночными клубами.

Я всегда считала походы по магазинам своего рода мистическим опытом, особенно в зарубежных городах, и поэтому каждую ночь пожирала глазами витрины, то воспаряя в небеса, то опускаясь на грешную землю. Витрины питали как мою душу, так и мое воображение теми красивыми, причудливыми, а иногда и вовсе непостижимыми вещицами, что попадались мне на глаза. Наши вечерние медитативные прогулки проливались бальзамом на мои отверстые раны, и каждый ночной набег пусть немного, но облегчал боль моей души.

Утро начиналось с пятнадцатиминутной прогулки от нашего дома в XVIII округе до соседнего кафе «КБ», расположенного в конце улицы Мучеников в IX округе. Стоило нам его найти, наши походы сюда превратились в ежедневный ритуал. Каждый день мы в девять утра заказывали один и тот же кофе (два горячих латте) и жизнерадостно приветствовали двух ребят за прилавком. Однако прошел месяц, мы уже стали постоянными клиентами, а эти типы вели себя так, как будто видят нас в первый раз, и были неизменно безразличны и резки, несмотря на всю нашу американскую улыбчивость, приветливость и «бонжуристость».

Знакомых в этом городе у нас не было, и оттого хотелось хоть какого-то тепла от окружающих. Так что такое наплевательское отношение нас с Сабриной попросту оскорбляло. Каждое утро мы договаривались, что не будем обращать внимания на их вопиющую неприветливость. Пусть стоят и болтают, будто нас нет, пусть лишь через несколько минут изволят заметить, что мы стоим и ждем, пусть перебивают нас, пока не принесут кофе, пусть возвращаются к своим разговорам и не делают вид, будто не видят что, что мы хотим расплатиться, пусть глазеют по сторонам с таким видом, словно впервые увидели собственное заведение, а нас в упор не замечают – пусть. Кофе того стоило.

Иногда, подходя к стойке, я пыталась вызвать их на разговор. Я неожиданно спрашивала: «Как дела?», но в ответ не получала теплого и дружелюбного американского: «Хорошо, а у вас?» Невнятное бурчание или пожатие плеч, нетерпеливое: «Что будете заказывать», и появлялся номерок на деревянной палочке, который мы забирали с собой. Потом мы шли за столик и ждали. Ни тебе «прошу вас», ни «пожалуйста»… о «спасибо» и говорить нечего.

Унизительно было начинать день таким равнодушием. Одно дело, если бы видели нас впервые или не понимали, чего мы хотим. Каждый божий день мы приходили к ним и заказывали одно и то же. «Неужели нас так трудно запомнить?» – недоумевали мы.

Такая неучтивость была способна изгадить все утро. Но кофе, ароматная выпечка, свежий сок и маленькие панини были такими вкусными, место таким превосходным, что не хотелось искать добра от добра – хотя мы и оставались невидимками.

Из расположенного на площади кафе «КБ» была видна вся очаровательная улица Мучеников со своими старомодными рынками свежих фруктов и овощей, лотками свежих устриц и прочих морепродуктов, отменными мясными лавками и пекарнями, магазинами сыра, шоколада, книг, бутиками – многие торгуют здесь с конца позапрошлого века. Ежедневные прогулки за покупками были здесь сплошным удовольствием. Вот почему так не хотелось, чтобы вселенское равнодушие молодчиков из «КБ» отравляло нам впечатление от этого места.

И мы не сдавались. Каждое утро молча подбадривали себя, готовясь не впасть в уныние после очередной порции равнодушия. В противном случае все удовольствие от завтрака было бы испорчено. Мы даже пытались сразить этих бесцеремонных типов утренней американской приветливостью – жизнерадостной, бодрой, улыбчивой… Тщетно.

Но скоро до нас дошло, что, пожалуй, такое резкое и не очень дружелюбное отношение к клиентам было игрой парижских бариста, и надо хочешь не хочешь принять правила этой игры. Эти субъекты относились ко всем одинаково, и, судя по всему, такое никого, кроме нас, не беспокоило. Парижане, включившись в игру, платили им той же монетой. Они были так же равнодушны к людям за стойкой, так же самозабвенно болтали друг с другом, так же заставляли бариста ждать заказа. Мы это поняли, и все изменилось.

Игра помогла мне увидеть мой внутренний разлад, и то, что следует простить нашу человеческую природу и смириться с неидеальным отношением к себе. Возможно, эти субчики не видели в своем поведении ничего зазорного, а мое дурное настроение окрашивало все в мрачные тона. Возможно, они были неплохими ребятами, а хамами я их сочла оттого, что ожидала от них совсем другого.

Еще я заметила, что мы не единственные постоянные клиенты. Многие изо дня в день приходили сюда с книгами, ноутбуками, друзьями или просто в одиночестве наслаждались кофе и могли так сидеть часами, не обращая внимания на то, что мест не хватает. Кто успел, тот и съел. Приспичило в кафе – постой в очереди. И ведь стояли.

Если бы в Америке образовалась такая длинная очередь, нас попросили бы побыстрее допить кофе и освободить столик. Здесь кофе наливали в порядке живой очереди, и каждый был сам за себя. Здесь ни о каком сострадании к ближнему и помину не было. Мне, которая всю жизнь страдала от чрезмерной отзывчивости, гиперопеки, гиперответственности и гиперчувствительности, следовало начать привыкать. Я решила, что приехала сюда по зову души, и поэтому все происходящее будет мне полезно, что более «себялюбивое» поведение могло бы преподать мне важный урок и помочь уравновесить нехватку «внутренней энергии» энергией внешней. Еще я заметила, что французские бариста никогда не торопятся с заказами, и поэтому очередь порой стоит до самых дверей. Хочешь кофе – расслабься и терпи. Все это знали, и никто не спорил. Из-за впитанного с молоком матери американского принципа «Работай давай, быстрее давай!» нам было трудно сбавить обороты и приноровиться к новому темпу и отношению к жизни.

Поначалу я тихо зверела. Стоило войти в кафе, как меня накрывал мой главный недуг – зуд нетерпения. Я заметила, что постукиваю пальцем по бедру, переминаюсь с ноги на ногу, звеню ключами, громко вздыхаю, подбегаю к стойке и снова встаю в очередь, тщетно пытаюсь поторопить персонал. Все напрасно. Здесь никто и никогда не спешит делать свое дело. Никто и никогда.