Соня Чокет - Пробуждение в Париже. Родиться заново или сойти с ума?

На спуске по улице Клиньянкур к бульвару располагался огромный универмаг «Тати», более дешевый вариант гипермаркета «Таргет» – наш первый пункт назначения. Чуть ли не у самых дверей магазина сидели на пластиковых коробках мужчины-мусульмане в коричневых халатах до пола с четками в руках. Одни молча смотрели вдаль, другие оживленно переговаривались и курили, кто-то продавали дешевые чемоданы, горой сваленные здесь же на тротуаре. Напротив «Тати» располагается станция подземки с бурлящим овощным рынком, битком набитым людьми со всего мира. Продавцы расхваливали свой товар на арабском и французском, их выкрики звучали для нас чарующей музыкой. Иммигранты из Северной Африки, парижане и туристы прокладывали путь локтями сквозь толпу. Мы хотели спуститься вниз, но поостереглись. «Может быть, попозже, – решили мы, – когда обживемся».

В «Тати» мы запаслись стиральным порошком, хозяйственным мылом, дешевыми хлопчатобумажными полотенцами, салфетками, губками, бумажными полотенцами и всем таким разным. Самым ценным приобретением была сумка на колесиках. Французы называют ее коляской. Мы сложили в нее покупки, и решили, что нам без нее не обойтись в следующий раз, когда мы пойдем за едой и прочими насущными вещами.

Покупка моющих средств поселила покой в моей душе. Для работы мне всегда требуется твердая почва под ногами, а коль скоро пока почвы не было вовсе никакой, уборка квартиры должна была помочь мне почувствовать себя в Старухе более или менее комфортно.

Мы накупили моющих средств всех мастей и побрели домой, влача за собой коляску. По пути мы пристально изучали район. В большинстве магазинчиков на улице Клиньянкур шла оптовая торговля средствами для ращения волос – видно, сюда стекаются все парикмахеры пополнить запасы. В Париже много таких специализированных районов, где во всех магазинах продается более-менее однотипная продукция. Как ни удивительно, львиная доля средств на витринах предназначались для африканских волос. Еще нам попались несколько парикмахерских, студия по уходу за ногтями, между ними притулились пара магазинов чемоданов и контора крысоловов – в окне были выставлены трупики крыс и мышей, чтобы ни у кого не возникало сомнений, чем тут занимаются. Посередине длинного дома находился гипермаркет «Карфур» – одна из главных торговых сетей в городе, куда мы решили наведаться позже и купить что-нибудь к ужину.

У продуктовых магазинов, на сплющенной картонной коробке, расположилась семья из четырех человек, окруженная сумками. Молодой отец тридцати лет, мать с обернутым вокруг головы шарфом, маленький мальчик лет четырех-пяти и ребенок на коленях у отца. На улице холод, а на них не было почти никакой теплой одежды.

У меня сердце упало. «Господи, помилуй. Они что, живут здесь?» – недоумевала я.

Отец с улыбкой достал рваный и грязный бумажный стаканчик и попросил милостыню. Я запустила руку в карман и, потрясенная их образом жизни, отдала ему всю мелочь.

Мужчина горячо поблагодарил меня. Мне было ужасно жаль их, и все же, оставляя их я заметила, что они, несмотря на свое плачевное положение, вовсе не выглядели несчастными.

Бог весть, почему они оказались на улице.

Может, цыгане, может, беженцы. А может, и французы, от которых отвернулась удача. Впрочем, трудно судить по одному лишь виду. Кто знает? Но они смеялись, играли, неплохо проводили время – и это поразило меня больше всего. Вот уж, воистину, не было счастья, да несчастье помогло. У них было чему поучиться.

Дальше по улице, мы нашли прекрасный цветочный магазин, островок изящества и элегантности, приткнувшийся между офисом мобильной связи (по совместительству китайской кухней на вынос) и булочной.

Вот тут-то я поняла, за что так люблю Париж. В Париже красота – это не случайность, а неизбежность, нужная как еда и воздух. А может, и поболе. Парижане прекрасно понимают, что красота питает и исцеляет душу, она нужна, чтобы выжить. И свежие цветы были частью этой красоты. Цветы для парижан – что хлеб. Это часть их рациона, скрепы жизни. Мне захотелось, чтобы и для меня цветы стали такими скрепами.

Магазинчик принадлежал доброму мусульманину, и его радостная улыбка сопровождала нас все время, пока мы разглядывали его товар. Фиолетовые и белые орхидеи ослепительной красоты, розы всевозможных оттенков, яркие всполохи фрезии и прелестные букеты экзотических цветов наполняли воздух таким прекрасным пьянящим ароматом, будто это была не цветочная, а кондитерская.

Когда подошла наша очередь (владелец неторопливо обслуживал клиентов, они тоже выбирали не спеша), мы назвали себя и сказали, что только что въехали в дом напротив. Добряк тепло поприветствовал нас и представился Файядом. Мы попросили два ароматных букета, потому что наша квартира провоняла голубями. Хозяин расхохотался. Затем с любовью составил нам два сказочных ароматных букета из белых лилий, фрезий и эвкалипта, аккуратно обернул их ленточками, обложил зеленью и проводил нас словами: «Мадам, добро пожаловать в наш округ и будьте здоровы».

Мы вернулись домой счастливые, что теперь у нас есть, чем освежить Старуху, и весь остаток дня наводили уют в наших новых апартаментах, придавая им вид дома.

Мы были довольны – назло голубям, назло отсутствию тепла, назло грохоту из бара под комнатой Сабрины, назло ледяной воде, а также отсутствию шкафов и царящей крохотности. Мы сделали это. Мы в Париже. Верилось с трудом.

Пора было приниматься за дело. Мы с Сабриной работали с нашими клиентами по телефону – так мы зарабатывали себе на жизнь за границей. Впрочем, сперва надо было организовать сам процесс, потому что в квартире не было дверей, кроме как в спальнях, лишь один телефон и Интернет только в столовой.

Мы разработали план. Я должна была уединиться с телефоном в дальней части квартиры, в углу кухни, а Сабрина будет выходить на связь по Скайпу подальше от меня, у окна в столовой. Получалось, что мы довольно далеко друг от друга и можем работать автономно. Мы попробовали и с облегчением выяснили, что наш план работает отлично, и можно приступать к делу.

Впрочем, у плана был один недостаток. Каждую неделю в шесть часов вечера я выступала на радио, другими словами шла в столовую, где находились оборудование и Интернет, и втыкала телефон и приборы в телефонную розетку. Сабрина же должна была освободить помещение.

То есть каждую среду в 5:57 вечера мы вскакивали как ошпаренные и молниеносно менялись местами – я мчалась в столовую, Сабрина – на кухню. И у меня перед прямым эфиром оставалось еще пара секунд. Нет нужды говорить, что тут вспыхивала неистовая беготня с перебранками причем градус ее возрастал с каждой секундой.