Ирвин Уэлш - Резьба по живому

Она приносит пару бутылок холодной воды и приглашает Мартина сесть на кушетку, а сама опускается в мягкое кресло напротив, складывая ноги в позе лотоса.

– Джим очень сосредоточивается во время работы. Я восхищаюсь его целеустремленностью – меня, например, слишком легко отвлечь, но находиться рядом не всегда весело.

Она встряхивает головой в веселом умилении, чтобы Мартин не подумал, будто этим замечанием она хотела как-то унизить мужа.

Проходит часа полтора, и наконец появляется Джим Фрэнсис. Мартин успевает проголодаться, но уж больно приятно беседовать с Мелани. Если Джим Фрэнсис сошелся с такой общительной, жизнерадостной и привлекательной женщиной, к тому же намного моложе, значит он обладает неким шармом, однако Мартину Кросби никак не удается его уловить.

Они садятся в «универсал» Фрэнсиса и молча едут в центр Санта-Барбары, где останавливаются у пляжного кафе «Береговая линия». Направляются к столику на открытом воздухе под навесом, с видом на Тихий океан, и Мартин обращает внимание, что Джим Фрэнсис вроде бы слегка расслабился. Тот замечает пару с большой, морщинистой восточной собакой, здоровается, пожимая руку мужчине и целуя женщину в щеку, а затем усердно гладит восторженное животное.

– Соседи, – объясняет он Мартину, когда они садятся, и непринужденно улыбается подходящей молодой официантке. – Как дела, Кэнди?

– Все хорошо, Джим, – нараспев отвечает она, и на ее губах лампочкой вспыхивает улыбка.

По примеру клиента Мартин заказывает омлет из яичных белков со шпинатом и сыром фета, а также салат из свежих фруктов. Он включает свой «мак» и показывает схемы размещения и варианты экспозиции: как можно развесить картины и расставить скульптуры. Растолковывает, что такое естественное и поставленное освещение, описывает разнообразные эффекты, которые оно создаст для тех или иных работ.

– Я подумал: если ты выделишь вечер или утро, чтобы съездить и посмотреть помещение… – начинает он, но Фрэнсис затыкает его, твердо постучав по самой первой схеме расстановки на экране.

– Эта сгодится, – говорит он.

– Ну, у нее есть определенные преимущества, – соглашается Мартин, тыча пальцем в картинку, – но проблема в том, что здесь кирпичная стенка и нет окна…

– Сгодится, – повторяет Фрэнсис, поглядывая на соседний столик, где компания похмеляется после Дня независимости, переворачивая бутылки «Короны» и переливая пиво в нестандартные бокалы для «маргариты».

– Ну, э… ладно, Джим, решай сам. – Мартин Кросби натянуто улыбается. – Я еще хочу строгие классические колонны, можно поставить на них скульптуры – такой эффект последних дней Древнего Рима…

– Угу, ништяк. От людей Рода Стюарта ничего не слыхать? – перебивает Фрэнсис, когда официантка приносит омлеты.

– Пока нет. Я скажу Ванессе, чтоб их поторопила, – говорит Мартин, с растущим унынием наблюдая, как Фрэнсис бросает хашбрауны роющимся в мусоре чайкам, которые бродят по песку за верандой.

Ему кажется, что клиент получает несоразмерное удовольствие от кормежки этих агрессивных птиц. Джиму особенно по душе та, что парит на восходящих потоках воздуха: он старается бросать еду в ее сторону, наслаждаясь возбужденными визгливыми криками и не обращая внимания на явный дискомфорт остальных посетителей кафе.

Позже, когда Мартин Кросби едет обратно в Лос-Анджелес, его ассистентка переводит звонок на громкоговоритель в машине. Звонит не Род Стюарт и не его представители, а женщина с таким же акцентом, как у Джима Фрэнсиса, которая утверждает, что она – его сестра.

Он не слышал голоса Элспет много лет, но мгновенно узнал его по телефону, даже не глянув на определитель номера. Хотя номер все равно не определился бы, ведь они давным-давно перестали общаться. Их мать умерла несколько лет назад, уже после того, как Джим перебрался в США. Джим приезжал на похороны, но сразу же вернулся в Лос-Анджелес. С тех пор он поменял номер, даже не удосужившись сказать об этом Элспет. Как она его нашла? Элспет врубная. Младшая сестрица – десять лет и четыре месяца разницы. Брат Джо старше Джима чуть больше чем на год. Зачем она звонит? Наверно, что-то с Джо – он же алкаш. Пьянка свела в могилу отца. Джо светит то же самое.

– Элспет…

– Я тебя нагуглила. Узнала твой номер от твоего агента. Долго выясняла, что это правда ты… ну, типа Джим. В общем, хреновые новости… – У нее дрожит голос. – Мне очень жаль… – Он чувствует, как трудно ей говорить. – Шона вчера не стало. Нашли у него на хате.

«Шон… Какого хуя…»

– Я пока больше ничего не знаю, – говорит Элспет с грустью, досадой и болью в голосе. Новость, конечно, шокирует, но Джима Фрэнсиса больше поражает интонация, ведь они с сестрой не очень хорошо расстались. – Мне ужасно жаль…

Мозг Джима обжигают вопросы, которые всплывают в голове, соревнуясь между собой за его внимание. Он втягивает воздух через нос, наполняя легкие. Вспоминает Джун – бабу, от которой у него Шон и другой пацан, Майкл. Тогда она показала ему первенца с какой-то демонстративной гордостью. «Вот видишь? Видишь, на что я способна?» Он почувствовал странное самодовольство, которого никак не мог выразить, а больше ничего. Потом пошел в паб, купил всем бухла и нажрался сам. Внезапно сознание опаляют образы: лицо младенца Шона, потом лица Джун и всех парней в пабе. Наконец – лицо Элспет, его сестры, которая сейчас молчит в трубку. Как она гордилась тогда, девчонкой, что стала теткой. Казалось, все они из какой-то другой жизни, прожитой кем-то другим. Он смотрит на свое загорелое лицо в зеркале на стене. Мелани вертится сзади, отражается ее напряженное лицо. Когда родились Грейс и Ева, все было иначе. Он чувствовал себя каким-то маленьким, зато частицей бескрайнего космоса и, закружившись в калейдоскопе эмоций, плакал и сжимал ее руку.

– Ты еще тут? – Голос Элспет в трубке.

– У тебя есть номер Джун?

Элспет медленно произносит цифры, которые он свободной рукой вбивает в айфон.

– Ясное дело, приеду. Наберешь мне, если будут подробности?

– Конечно наберу.

– Спасибо… – выкашливает он и кладет трубку. – Шон, – говорит он Мелани. – Его больше нет.

– Господи, – Мелани прижимает ладонь ко рту. – Как это случилось?

– Нашли мертвым в Эдинбурге. – Голос у Джима бесстрастный и ровный. – Мне надо смотаться туда на похороны, ну и выяснить, что случилось, ясное дело.

– Конечно, – потрясенно говорит Мелани, обнимая его; он напряжен: свитер надет как будто на бронзовую статую. – Что сказали?

– Он мертв – это все, что я знаю.

Она расслабляет руки, но не отпускает его. Состояние Джима напоминает ей, как она впервые попыталась его обнять, когда они только сошлись: эта страшная жесткость во всем теле.