Джозефина Тэй - Дочь времени. Дело о похищении Бетти Кейн (сборник)

– Да, это о горах; не книжка, а подарок судьбы. От картинок не оторвешься. Знаешь, только горы могут так наглядно показать перспективу.

– А звезды?

– Нет. Звезды делают из нас амеб. Они отбирают у нас гордость и уверенность в себе. А снежная гора дает верную оценку человеческому бытию. Я лежал тут, разглядывал картинку и благодарил Бога, что не карабкаюсь на Эверест. Больничная койка показалась мне раем. Тепло, спокойно, безопасно. А Пигалица и Амазонка – просто высшее достижение цивилизации.

– Вот тебе еще картинки.

Марта разорвала конверт и высыпала Гранту на грудь несколько фотографий.

– Что это?

– Лица, – сказала она, не скрывая своего удовольствия. – Полным-полно лиц. Мужчины, женщины, дети. На любой вкус.

Грант взял одну фотографию. С портрета XV века на него смотрело женское лицо.

– Кто это?

– Лукреция Борджиа. Правда, похожа на гусыню?

– Что-то есть… Ты думаешь, с ней связана некая тайна?

– Конечно. Кто знает, может, она была соучастницей брата, а мы жалеем ее как слепое орудие в его руках.

На следующем снимке был запечатлен портрет мальчика в платье конца XVIII века. Внизу с трудом можно было прочитать: «Людовик XVII».

– А это прелесть, а не тайна, – сказала Марта. – Дофин. То ли ему удалось спастись, то ли он умер в неволе.

– Где ты их раздобыла?

– Вытащила Джеймса из «Виктории и Альберта», и он отвез меня в магазин. Без него я не справилась бы, а ему все равно нечего делать.

В этом вся Марта. Если государственный служащий – еще и драматург, и специалист по портретам, он должен с радостью бросить работу и бежать с ней по магазинам.

Грант рассматривал портрет елизаветинской эпохи, на котором был изображен мужчина в бархате и жемчугах. На обратной стороне фото значилось, что это граф Лестер.

– Вот он какой был – Елизаветин Робин, – сказал он. – В первый раз его вижу.

Марта тоже взглянула на немолодое одутловатое лицо.

– Мне только что пришло в голову, – задумчиво проговорила она, – одна из главных исторических трагедий заключается в том, что художники слишком поздно пишут портреты знаменитых людей. Наверняка Робин был очень хорош собой. Говорят, Генрих VIII в молодости был ослепительно красив, а что от него осталось? Портрет, который годен разве лишь на игральную карту. Зато мы знаем, каким был Теннисон до того, как отрастил свою ужасную бороду. Ладно, я должна бежать, а то опоздаю. Слишком много народу было на ленче в «Благ», и я никак не могла уйти пораньше.

– Надеюсь, ты его очаровала, – сказал Грант, многозначительно глядя на ее шляпу.

– Конечно. Она хорошо разбирается в шляпах. Хватило одного взгляда.

– Она?!

– Ну, естественно, Маделин Марч. И это я пригласила ее на ленч. Что тебя удивляет? Да ты еще и бестактен к тому же! Я хочу, и тебе следовало бы об этом знать, чтобы она написала для меня пьесу о леди Блессингтон. Но там было столько народу, что, по-моему, я не произвела на нее должного впечатления. Ничего. Зато я прекрасно ее накормила и вспомнила, что Тони Биттмейкеру пришлось кормить семерых. Вино текло рекой. А ты думаешь, он почему еще держится?

После ее ухода целый день он рассматривал фотографии и не замечал, как идет время. Грант начал изучать человеческие лица задолго до службы в Скотленд-Ярде, потом это увлечение стало не только доставлять ему удовольствие, но и помогать в работе. Как-то раз, еще в самом начале, он попал на опознание вместе со своим начальником. К делу они не имели никакого отношения, оба были случайными зрителями, но решили остаться и внимательно следили за тем, как мужчина и женщина по очереди проходили вдоль шеренги из двенадцати чем-то похожих друг на друга мужчин, выискивая того, которого следовало опознать.

– Кто, как вы думаете? – спросил шеф.

– Не знаю, – ответил Грант, – но догадаться нетрудно.

– Да? Который же?

– Третий слева.

– В чем его обвиняют?

– Понятия не имею. В первый раз его вижу, – сказал Грант и удостоился недоверчивого взгляда начальника.

После опознания одиннадцать мужчин сразу же отошли в сторону и стали поправлять воротнички и галстуки перед выходом в тот мир, который они ненадолго покинули, чтобы помочь правосудию. И только один не тронулся с места – третий слева. Он дожидался конвоя и возвращения в камеру.

– Черт возьми! – не скрыл удивления шеф. – Один шанс из двенадцати. Здорово! Грант узнал вашего подопечного! – обратился он к стоявшему неподалеку инспектору.

– Вы его узнали? По-моему, он попался в первый раз.

– Да нет, я его никогда не видел и не имею ни малейшего представления, чем он занимается.

– Тогда как вы его узнали?

Грант медлил с ответом, потому что не знал, как объяснить. Ведь проще всего сказать: «У этого человека такое-то и такое-то лицо, следовательно, он преступник». Однако все дело в том, что вычислил он его почти интуитивно, значит, ответ прятался в подсознании. Изрядно помучившись, Грант объявил:

– Только у него не было на лице морщин.

Шеф и инспектор рассмеялись. Но Грант, впервые проверявший свою интуицию логическим анализом, понял ее механизм.

– Может быть, звучит глупо, но… Если у взрослого человека лицо без морщин, это обязательно идиот.

– Но Фирман не идиот, уж поверьте, – перебил его инспектор. – Очень смышленый парень. Точно.

– Вы правы. Я только хотел сказать, что идиоту несвойственно чувствовать себя ответственным за что-либо. Он – эталон безответственности. Все мужчины, что были тут, лет тридцати, и только у одного из них безответственное лицо. Поэтому я его и отметил.

Потом в Скотленд-Ярде долго шутили, что Грант «берет преступников на глазок». А помощник комиссара один раз даже поддразнил его:

– Вы что же, считаете, что у преступника особое лицо?

Грант поспешил его заверить, что как раз нет, совсем наоборот:

– Если бы все преступления были одинаковые, тогда, сэр, такое могло бы быть, но мы знаем, что у нас океан преступлений и душа человеческая необъятна, как океан. Если полицейскому придет в голову заняться систематизацией лиц, он просто-напросто утонет в бумажках. Все знают, как выглядит сексуально озабоченная женщина на Бонд-стрит между пятью и шестью часами вечера, тогда как самая известная в Лондоне нимфоманка по виду святоша из святош.

– Да нет, в последнее время она слишком много пьет.

Собеседник Гранта сразу понял, о ком речь, и разговор перешел на другую тему.

Интерес Гранта к лицам усиливался и стал походить на целенаправленное исследование. Он постоянно занимался сбором данных и их сравнительным анализом. Он был уверен, что систематизировать лица по группам невозможно, но это, однако, не могло помешать характеристике конкретного лица. Проглядывая в газете репортаж с фотографиями действующих лиц о каком-нибудь нашумевшем процессе, Грант ни разу не спутал судью и подсудимого. Случалось, он мог заподозрить подсудимого в адвокате, ибо адвокат ничем не отличается от всего остального человечества, так же порочен и жаден, как все люди. Только судья всегда выглядит честным и беспристрастным. В парике или без парика, он всегда остается судьей.