Диана Чемберлен - Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь

– Нет, и с Амалией тоже не там. – Он помотал головой, и я заметила, как мешает ему новый подголовник. – Амалия подрядилась на работу в Горную больницу, обучала пациентов танцам, – сообщил он и, глядя вдаль, уточнил таким тоном, словно разговаривал сам с собой: – Ну, может, не совсем на «работу»… В общем, мы называли это «работой». Так проще. Госпиталь обеспечил ее жильем и питанием. Ей тогда было всего двадцать лет, а танцевала она, как ты понимаешь, великолепно. Ее танцам была присуща естественная легкость, позволявшая ей общаться с разными типами пациентов. Она держалась совершенно раскованно.

Он замолчал, похоже, погрузившись в воспоминания, и я ждала, стараясь не выдать своего нетерпения.

– На ее долю выпало очень трудное детство, – продолжил он, – родители жили отдельно, а ее мать трудно назвать хорошей или заботливой. Но об этом должна рассказать тебе Амалия, это ее история, а не моя. – Он слегка покачал головой. – Короче говоря, я рассказал ей о танцевальной студии, и она начала ходить туда со мной. Поначалу мы просто дружили, но постепенно наши чувства переросли в… нечто большее. Я влюбился в нее, хотя мы были очень разными. Начнем с того, что я был на девять лет старше. Она окончила среднюю школу, а я стал доктором медицины. Мы происходили из очень разных семей как по общественному, так и по экономическому положению. Мои родители и Тревор с Клаудией с самого начала не одобряли наш роман. Но… в общем, ты же знаешь ее. – Он улыбнулся. – Ты знаешь, что она обладает на редкость притягательной натурой.

Я кивнула. Мне было так странно слышать, как он рассказывает о романе, не имевшем отношения к моей матери. Внутренне сжавшись, я напряженно сцепила руки на коленях, сознавая, что сама попросила рассказать эту историю, и мне не хотелось, чтобы он смягчал ее, даже если она приводила меня в страшное замешательство.

– Я еще не встречал человека, похожего на нее, – продолжил папа. – Мои родственники казались в сравнении с ней жутко строгими… и какими-то скованными. А я как будто нашел человека, с которым мог наконец почувствовать себя свободным и спокойным.

Я поняла, что он имел в виду. Казалось, в мире не существует ничего, что могло бы вывести Амалию из себя. Она плыла по течению, принимая все, что попадалось на ее пути.

– Тем более что, так или иначе, нам было весело вместе, и я решил, что наши различия не имеют значения. Но потом у меня начались проблемы с ногами. Иногда, когда я танцевал – или даже просто ходил, – мои ноги словно наливались свинцом, и мне приходилось прилагать изрядные усилия, чтобы заставить их двигаться. Сначала я подумал, что во всем виновато мое воображение. Я и представить не мог, что со мной что-то не так. Потом решил все-таки обратиться к врачу – даже к нескольким врачам, – прошел множество проверок и обследований и в итоге получил диагноз – рассеянный склероз. Я не слишком хорошо воспринял такой диагноз. – Он опять улыбнулся, и я почувствовала, что он понимал всю серьезность своей болезни.

– Тебе стало грустно?

– Можно и так сказать. – Он рассмеялся. – И поначалу Амалия всячески поддерживала меня, но потом она – совершенно неожиданно – начала отдаляться, замыкаться в себе. И однажды просто исчезла.

– Исчезла?

– Однажды вечером в Горной больнице, – кивнув, продолжил он, – она упаковала в своей комнате все вещички и ушла, никому не сказав ни слова. Я был… – Он поднял глаза к потолку. – В общем, полагаю, здесь уместно слово «опустошен», – признался он, вновь взглянув на меня. – Я искал ее, но она точно сквозь землю провалилась, и я предположил, что ее жутко напугал мой диагноз. Она не смогла справиться с ним и не решилась сказать мне это в лицо, поэтому просто ушла. Это казалось вполне в ее духе.

Надо же, я знала Амалию, но не представляла, чтобы она могла проявить такое малодушие.

– Как жестоко, – нахмурилась я.

– Да, в тот момент это казалось жестокостью, – согласился папа. – Но как бы то ни было, через пару месяцев после ее исчезновения я познакомился с Норой, – продолжил он. – Ей предложили в больнице работу фармацевта, и мы подружились. Ее ничуть не смутил мой диагноз. Фактически она занялась изобретением способов, позволявших мне справляться с неуклонно увеличивающимися ограничениями, сопровождала меня на прописанные докторами процедуры и находила обходные решения для того, чтобы я мог по-прежнему делать то, что мне хотелось или требовалось.

– Да, это очень похоже на маму. – Я улыбнулась.

– Она была изумительна. И мне определенно очень повезло, что я встретил ее, ведь я отчаянно нуждался в человеке, на которого мог бы положиться. И я полюбил ее, а уж мои родственники, естественно, прониклись к ней самыми теплыми чувствами. По их понятиям, она гораздо лучше подходила мне, к тому же, к их огромному облегчению, Амалия исчезла с моего горизонта.

– И все-таки я не могу поверить, что Амалия струсила… Ой! – До меня вдруг дошло. – Может, она была беременна ?

– Да, ума у тебя не отнять, – заметил папа. – Разумеется, ты права. А я, идиот, ни о чем не догадывался. Ты сама можешь сделать заключение относительно того, почему она подумала, что ей необходимо исчезнуть. Может, ей не хотелось связывать меня с человеком, которого не одобряла моя семья, или она просто испугалась. В общем, мы с твоей мамой поженились, а потом в один прекрасный день у нас дома появилась Амалия с ребенком на руках – с тобой. Она пребывала в потрясении, столкнувшись с тем, как трудно заботиться о тебе в одиночку, без чьей-либо помощи. Твоя мама – Нора – не может иметь детей… мне кажется, ты знаешь об этом?

Я кивнула.

– И хотя меня это огорчило, я подумал, что, возможно, так даже лучше, учитывая развитие рассеянного склероза. – Опять задумчиво посмотрев на деревья за окном, он перевел взгляд на меня и улыбнулся. – Но вот появилась ты, – оживленно произнес он, – и твое появление казалось мне настоящим чудом. Понятно, что нам захотелось удочерить тебя, и Амалия, несмотря на то что очень любила тебя, с облегчением доверила тебя нам. Но нам всем хотелось, чтобы ты имела возможность общаться с ней, и поэтому она осталась жить в Моррисон-ридже. Мы подумали, что для нее лучше всего жить поблизости от тебя, и сама она, естественно, только этого и хотела, и тогда…

– Но остальным не очень-то хотелось этого, верно? – Я никак не могла забыть одного подслушанного разговора, когда два моих дядюшки рассуждали об уместности того, что Амалия живет на невольничьей делянке, поскольку она служила у них в качестве домработницы.

– Они не любили ее, называли Золушкой, – добавила я.

– О, со временем им придется полюбить ее, – уверенно произнес папа. – Твоя бабушка никогда не одобряла ее соседства, но когда-нибудь и она оценит ее по достоинству.