Майкл Дженкинс - Аракчеев. Реформатор-реакционер

В день своего восшествия на престол император провозгласил себя командующим всеми гвардейскими полками и проследил за тем, чтобы новый распорядок немедленно был принят в них. Утром 8 ноября он появился на параде гвардейцев в сопровождении Аракчеева и других «людей с Гатчины». Александр и Константин тоже присутствовали, одетые в новые формы и казавшиеся, по крайней мере одному из офицеров, «старыми портретами немецких офицеров, которые выпрыгнули из своих рам» 25. Сначала Павел выглядел очень недовольным, пожимал плечами и качал головой, но потом ему сказали, что «армия Гатчины» прибыла в город. Он отложил начало парада, поскакал навстречу своим войскам и вернулся во главе их. Новые люди были немедленно разделены и назначены в гвардейские полки, получив задание как можно скорее внедрить там гатчинские порядки. Павел оценивал успехи гвардейцев, проводя каждое утро ежедневные «караульные парады» – церемонии, на которые его офицеры шли как к месту экзекуции. Никто не знал, что их там ждало: поощрение или ссылка в Сибирь, тюремное заключение или увольнение со службы. Даже малейшая ошибка каралась немедленно. Генерал Саблуков вспоминал, что он и его братья-офицеры устроили складчину, чтобы быть уверенными, что каждый будет иметь при себе несколько сотен рублей и, таким образом, не окажется в ссылке без гроша в кармане.

Массой, швед, который служил секретарем Александра, пока его не уволил Павел, нарисовал живую картину ежедневных появлений на «часовом параде» этого императора, который пытался командовать Россией, как полком. «Одетый в простую темно-зеленую форму, огромные сапоги и громадную шляпу, он посвящал утро караульным парадам. Там он читал свои распоряжения, отдавал приказы, сообщал о помилованиях, наградах и наказаниях, и каждый офицер представлялся ему. Окруженный сыновьями и адъютантами, он притопывал ногами, чтобы согреться. С непокрытой головой и заложив одну руку за спину, а другой отбивая ритм и непрестанно крича: «Раз-два! Раз-два!», он при 15–20 градусах мороза щеголял без шубы. Вскоре ни один офицер не показывался в шубе, и даже старым генералам, мучимым кашлем, подагрой и ревматизмом, приходилось стоять рядом с Павлом, одетыми подобным образом» 26. Неудивительно, что офицеры стали толпами уходить в отставку.

Но реформы пошли дальше парадов и церемоний. В армии вводилась прусская тактика, хотя русские офицеры старой школы, например прославленный генерал Суворов, считали их такими же негодными, как и те напомаженные волосы и лакированные сапоги, которые носили теперь солдаты. Эти тактики, основанные на принципе войска, строго соблюдающего строй и наступающего с четкостью отлаженного механизма, были эффективны, когда воевать приходилось против плохо подготовленных и нерасторопных солдат. К концу XVIII в. они безнадежно устарели, и Наполеон окончательно похоронил их в 1806 г., когда вынудил прусскую армию воевать на пересеченной местности в Йене и Ауэрштедте. За шесть недель Пруссия и ее знаменитая армия были полностью разбиты. Но Павел не дожил до того времени и не увидел этого позора.

По восшествии на престол Павел немедленно приказал Ростопчину составить новый устав для русской армии, и Ростопчин выполнил это распоряжение так быстро, что устав был опубликован уже к концу ноября 1796 г. Основанный на переводе устава армии Фридриха Великого, он был принят в штыки русскими офицерами во главе с Суворовым, который отозвался о нем как о «слепом русском переводе изъеденного молью манускрипта, найденного двадцать лет назад на руинах старого замка». Кроме того, Павел придумал новую должность, называвшуюся «инспектор», и отправил этих инспекторов в полки, дабы быть уверенным, что устав должным образом внедряется. О том неприятии, которое вызвал этот устав, говорит тот факт, что в течение трех лет семь фельдмаршалов, более трехсот генералов и более двух тысяч прочих офицеров были уволены со службы, хотя многих из них впоследствии восстановили 27.

Кроме того, Павел подал пример внедрения устава, приказав Аракчееву устроить ежедневные занятия в Белом зале Зимнего дворца. Прусский полковник Каннабик, раньше командовавший конной артиллерией в Гатчине, на ломаном русском языке читал лекции по тактике штабным офицерам. Павел регулярно посещал занятия и любил, когда там присутствовали его генералы. Только Суворов демонстративно отсутствовал на лекциях. «Слепой, который учит хромого», – презрительно заметил он, и в самом деле Каннабик был такой комической фигурой, что на его занятия ходили не столько послушать его, сколько на него посмотреть. Аракчеев был в замешательстве и воспользовался первым же подходящим случаем, отъездом Павла для коронации в Москву, чтобы положить конец этим занятиям. Тем временем позиция Суворова по отношению к новому уставу становилась все более непримиримой. «Суворов-победитель попал в когти гатчинскому капралу, который взял на себя ответственность за лишение екатерининских генералов их самонадеянности», – заметил Ростопчин, узнав о его отставке, но старый генерал был твердо настроен уйти 28.

Когда через два года Павел позвал его обратно, чтобы тот провел свою блестящую кампанию против Наполеона в Италии, Суворов вернулся к собственной тактике 29.

Александр, который теперь был наследником трона и первым великим князем империи, был совершенно сбит с толку и ошарашен тем хаосом, который возник в стране во время царствования его отца, и он все более полагался на помощь Аракчеева. Как офицер, командующий Семеновским гвардейским полком, он должен был следить за тем, чтобы его люди усваивали нововведения, но Аракчеев вместо него осуществлял этот контроль и даже лично занимался подготовкой солдат и офицеров. Александр все еще являлся одним из двух военных комендантов Санкт-Петербурга и на этой должности отвечал за составление рапорта, который подавался два раза в день и в котором сообщалось о положении в гарнизоне и прибытии иностранцев или известных жителей России в город. И в этом ему тоже понадобилась помощь Аракчеева. Как комендант, он вполне подходил, чтобы подавать такие отчеты, но Павел должен был получить рапорт за прошедший день после своего пробуждения в пять часов утра, поэтому Аракчеев в это время входил в спальню великого князя и брал записи Александра, в то время как его супруга Елизавета Алексеевна пряталась под одеялом 30. Несмотря на явный риск этой маленькой военной хитрости, Павел не раскрыл ее, а услуги такого рода только укрепляли растущую дружбу между Александром и Аракчеевым. Александр испытывал все большее уважение к авторитету и надежности молодого генерала. Кроме того, ему льстило обожание Аракчеева. В мире полном опасностей он казался незыблемой скалой, о которую можно опереться, и Александр делал вид, что не замечает жестокость, проявляемую Аракчеевым при выполнении императорской воли. Среди заботливо сохраненных писем и записок Александра, адресованных Аракчеееву, лишь одна содержит оттенок порицания: «Мне очень жаль, что мой майор и офицеры наказаны за такой незначительный проступок; надеюсь, в будущем они будут более усердны». Более типичным представляется письмо, в котором сказано: «Сделайте мне одолжение и будьте здесь, пока мои гвардейцы не научатся правильно садиться на лошадей» 31.