Эдвард Гиббон - Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант)

Когда войска Максимина в полном боевом порядке подошли к подножию Юлиевых Альп, их устрашили тишина и разорение, царившие на границах Италии. Деревни и неукрепленные малые города при их приближении пустели, покинутые жителями; оказалось, что скот угнан прочь, продовольствие увезено или уничтожено, мосты разобраны, и не осталось ничего, что могло бы стать кровом или пищей для захватчика. Таковы были мудрые приказы полководцев сената, желавших затянуть войну, медленно погубить армию Максимина голодом и заставить его израсходовать силы на осаду главных городов Италии, а эти города они хорошо обеспечили людьми и продовольствием, собранными из опустошенной сельской местности. Первый удар захватчиков приняла на себя и выдержала Аквилея. Малые реки, истоки которых находятся на побережье верхней части Адриатического залива, разлились из-за таяния зимних снегов и стали неожиданным препятствием для армии Максимина. В конце концов он перевел свои войска на противоположный берег по необычному мосту, который был с немалым мастерством и трудом построен из больших бочек, вырубил с корнем прекрасные виноградники по соседству с Аквилеей, разрушил пригороды, дерево из сломанных зданий использовал для постройки осадных машин и башен и с их помощью атаковал город со всех сторон. Стены, которые обветшали за долгие годы мира и безопасности, были поспешно укреплены при этой внезапной угрозе; но самым прочным укреплением Аквилеи была твердость духа ее жителей. Горожане всех сословий, находясь в крайней опасности и зная о беспощадности тирана, вместо испуга ощутили в себе боевой дух. Их мужество поддерживали и направляли Криспин и Менофил, двое из двенадцати уполномоченных сената, которые с небольшим отрядом регулярных войск бросились им на помощь и вошли в осажденный город. Атаки армии Максимина много раз были отбиты, осадные машины уничтожены – их забросали огненным зельем, и благородное воодушевление аквилейцев было поднято до уверенности в победе мнением, что Белен, их бог-покровитель, сам сражается с врагами в рядах своих терпящих бедствие почитателей.

Император Максим, который проделал далекий путь до Равенны, чтобы обеспечить безопасность этого важного города и ускорить приготовления к войне, видел картину военных действий в более верном зеркале разума и политики. Он слишком хорошо понимал, что один небольшой город не может выстоять против упорных усилий огромной армии, и, кроме того, боялся, как бы противник, устав от упрямого сопротивления Аквилеи, вдруг не прекратил бесплодную осаду и не пошел бы прямо на Рим. В этом случае ему пришлось бы вступить в сражение, отдавая судьбу империи и участь дела свободы на волю военного счастья. А что мог он противопоставить ветеранам из рейнских и дунайских легионов? Сколько-то пехоты из италийских новобранцев, у которых были высокий дух, но слабая воля, да еще германские вспомогательные части, зависеть от стойкости которых в час испытаний было опасно. Но пока император испытывал эти справедливые опасения, Максимина наказал за преступления заговор в его собственном стане, который спас Рим и сенат от тех бед, что, несомненно, принесла бы им победа разъяренного варвара.

Жители Аквилеи почти не испытывали лишений, обычных при осаде: их склады были полны, а несколько родников, расположенных внутри городских стен, давали им неиссякаемый запас свежей воды. Солдаты же Максимина, наоборот, не имели защиты от суровой в это время погоды, заразных болезней и ужасов голода. Местность, где они находились, была открытой и разоренной; реки были полны телами убитых и загрязнены кровью. В войсках возникли отчаяние и недовольство, а поскольку эти солдаты были полностью отрезаны от новостей извне, они легко поверили, что вся империя встала на сторону сената, а их, верных, принесли в жертву – оставили погибать под неприступными стенами Аквилеи. Тиран, свирепый по натуре, был выведен из себя неудачами, причиной которых считал трусость своей армии; его беспричинная и несвоевременная жестокость, вместо того чтобы ужасать, порождала ненависть и справедливое желание отомстить. Некоторые из преторианцев, боясь за своих жен и детей, остававшихся в казармах в Альбе, возле Рима, исполнили приговор сената. Максимин, покинутый своей охраной, был зарезан в своей палатке; вместе с ним были убиты его сын (которого он сделал своим соправителем-императором), префект Анулин и главные исполнители его тиранских приказов. Их головы, надетые на копья и пронесенные по лагерю, стали для граждан Аквилеи знаками того, что осада закончилась; аквилейцы широко распахнули ворота города, стали дешево продавать еду голодным солдатам Максимина, и вся армия торжественно объявила о своей верности сенату и народу Рима и законным императорам Максиму и Бальбину. Такова была заслуженная участь грубого дикаря, который, согласно всем описаниям, был лишен любых чувств, свойственных цивилизованным и даже просто человечным людям. Его тело было под стать душе. Максимин был больше восьми футов ростом, о его огромных силе и аппетите рассказывали почти невероятные вещи. Живи он в менее просвещенный век, традиция и поэзия вполне могли бы сделать из него одного из тех чудовищ-великанов, которые постоянно стараются с помощью своей сверхъестественной силы уничтожить человечество.

Легче представить себе, чем описать ту радость, которая охватила весь римский мир по поводу падения тирана, а новость об этом, как пишут, была передана из Аквилеи в Рим за четыре дня. Возвращение Максима было триумфальным шествием, ему навстречу выехали его соправитель и молодой Гордиан III. Три государя въехали в столицу, окруженные послами почти всех городов Италии, и получили в качестве приветствий великолепные дары от благодарных и суеверных подданных. Они были встречены искренними рукоплесканиями сената и народа: и тот и другой убедили себя, что теперь после железного века наступит золотой. Поведение двух императоров отвечало этим ожиданиям. Они лично судили своих подданных, и суровость одного смягчалась милосердием другого. Грабительские налоги, которыми Максимин отяготил право наследования, были отменены или по крайней мере уменьшены. Дисциплина была восстановлена, и с подсказки сената советники императоров ввели в действие много мудрых законов, чтобы воссоздать гражданское общество на развалинах тирании. «Какой награды мы можем ждать за то, что освободили Рим от чудовища?» – спросил Максим в свободную минуту, располагавшую к откровенности. Бальбин ответил не раздумывая: «Любви сената, народа и всего человечества». – «Увы, – возразил его более проницательный соправитель. – Увы! Я боюсь ненависти солдат и гибельных последствий их гнева». Будущее оправдало его опасения не только полностью, а даже больше того.