Стивен Кинг - Талисман

Мать писала мемуары, куря одну сигарету за другой, потом перечитывала «голубые страницы», как она их называла. Он хорошо это запомнил – «голубые страницы». А-а-а… Все хорошо, Джеки… Я люблю тебя… Тс-с-с, тихо! Спи… а-а-а!

Чайка смотрела на него. Ужас охватил Джека. Он понял, что она действительно смотрит на него . Ее черные глаза (кого же они ему напоминают?) пронизывали насквозь. Чайка притягивала его к себе. Ее клюв раскрылся в сверхъестественной улыбке. Джек отвернулся и побежал, не оглядываясь. Слезы жгли его лицо, ноги увязали в песке.

Если бы кто-нибудь сейчас глядел вниз с высоты птичьего полета, он увидел бы только одинокого двенадцатилетнего Джека Сойера, бегущего по песку пляжа к отелю. Забыт Спиди Паркер, голос его исчез в слезах и шуме ветра. Только стучит в висках: «Нет! Нет! Нет! »

Вдали от пляжа, вконец запыхавшись, Джек остановился. Острая боль пронизывала его левый бок от плеча до пояса. Джек сел на одну из скамеечек, на которых летом любили отдыхать старики, и уронил голову так, что волосы закрыли лицо.

Возьми себя в руки! Если сержант Фьюри уйдет в восьмой сектор, кто же возглавит Ревущих Коммандос?

Он улыбнулся и действительно почувствовал себя лучше. Здесь, вдали от берега, все казалось не таким уж мрачным. Конечно, то, что случилось с дядей Томми, было ужасно, но он должен научиться спокойнее принимать такие события.

«В конце концов, – думал Джек, сидя на скамейке и разгребая ногой песок, – с мамой ничего не может случиться. С ней ничего не должно случиться, это невозможно . Ведь ни один врач не поставил ей точного диагноза, ни один! Нет, если бы у нее был рак, они не приехали бы сюда. Скорее всего они сейчас были бы в Швейцарии, принимали бы там минеральные ванны. Так что не может быть…»

Тихий сухой свист нарушил ход его мыслей. Джек глянул под ноги, и глаза его широко раскрылись от ужаса. Песок возле левого его тапка будто ожил. Белые песчинки стекали в маленькую воронку размером с палец. Внезапно края воронки обвалились, и образовалась ямка глубиной сантиметров в десять, а песок кружил и осыпался внутрь.

Ничего этого нет! – твердо сказал себе Джек. Ничего нет. Просто мне напекло голову или я устал.

Но сердце его бешено колотилось. Нет, это не усталость, это не может быть плодом его воображения, он никогда не видел и не воображал подобных вещей. И уж по крайней мере он никогда не задумывался над тем, как попадают в преисподнюю.

Песок осыпался все быстрее и быстрее. Сухой шорох напомнил ему о статическом электричестве – в прошлом году в школе они ставили опыты с лейденскими банками. Но уже через мгновение звук стал похож на протяжный тихий стон, на последний вздох умирающего.

Края отверстия обвалились вновь. Теперь это была уже не воронка, а что-то вроде печной трубы в песке, какая-то чертовщина. Ярко-желтая обертка от жевательной резинки то появлялась, то исчезала в потоке песка. Песок все осыпался, и Джеку стало видно ее название: «Ф-ФРУ-ФРУКТО». Дыра становилась шире и глубже. «ФРУКТОВАЯ», – прочитал наконец Джек. Песок осыпался все быстрее и быстрее, с яростным свистом ш-ш-ш-у-у-ух! ..

Сначала Джек просто испугался. Теперь он был вне себя от охватившего его ужаса. Из песка на него смотрел огромный черный глаз – глаз чайки, вытягивающей живую плоть из моллюска, словно резину, словно жевательную резинку… Ш-ш-ш-ш-ух! – сухим, неживым голосом грохотал песок. Шумело вовсе не в голове у Джека, как он ни пытался себе это внушить. Нет, голос был вполне реальный: Его вставные зубы вылетели, когда его ударили бампером. Как они затарахтели по дороге, ха-ха! Так что, как ни крути, черный фургон приедет и за тобой, и за твоей мамочкой!

Но Джек уже бежал без оглядки. Волосы его прилипли ко лбу, глаза были широко раскрыты, и в них застыл ужас.

Джек пронесся по тускло освещенному коридору отеля. Было тихо, как в библиотеке, и слабый свет из-за зашторенных окон падал на выцветшие ковры. Добежав до середины коридора, Джек перешел на быстрый шаг. Лифтер, выглянув из своей будки, ничего не сказал, но и без того хмурое его лицо стало еще более недовольным. Джек вдруг почувствовал себя так, будто его застали бегающим по церкви. Он вытер пот со лба и оставшийся путь до лифта прошел спокойно. Нажимая кнопку, он все еще чувствовал на затылке тяжелый взгляд лифтера. Только однажды ему удалось увидеть на его лице улыбку – когда тот узнал его мать. Видимо, улыбаться было совсем не в его правилах. «Интересно, какой же он старый, если помнит Лили Кевинью», – сказала тогда мать, когда они остались одни в своем номере. А ведь не так уж давно ее помнили, ее узнавали по тем пятидесяти фильмам, в которых она снялась в 50—60-х годах. Королева вторых ролей, королева однодневок, называла она сама себя. Но все же, когда ее останавливали на улице, она чувствовала себя настоящей звездой. А теперь… Теперь у нее не было и этого.

Джек сжался в комок перед неподвижными дверями лифта. Невыносимый потусторонний голос из песчаной воронки все еще звучал в его ушах. На мгновение он представил себе Томаса Вудбайна, доброго дядю Томми, своего опекуна. Этот человек заслонял их от всех бед и напастей. Теперь он лежал мертвый на бульваре Ла-Сенега, и его вставная челюсть, пролетев несколько метров, утонула в сточной канаве. Джек снова нажал на кнопку.

Скорее наверх!

Теперь ему представилось нечто еще более ужасное. Два отвратительных существа запихивали его мать в машину. Джеку стало дурно, ему захотелось в туалет. Он изо всех сил жал на кнопку, и серый человек за его спиной что-то недовольно пробурчал. Джек сжал рукой некое место внизу живота, чувствуя резкую боль. Наконец-то послышался шум спускающегося лифта. Джек закрыл глаза и крепко сжал ноги. Он вновь увидел маму, одинокую и растерянную, и двух людей с лицами бешеных собак рядом. Джек знал, что ничего этого не было на самом деле, только он уже видел это во сне, и там это происходило не с матерью, а с ним самим.

Красно-коричневые двери лифта открылись, и Джек увидел себя в зеркале лифта. Сон пятилетней давности снова вернулся к нему, и он видел, как пожелтели глаза одного из чудовищ, почувствовал, как когтистая рука другого хватает его за горло тяжелой, нечеловеческой хваткой… Джек запрыгнул в лифт, как будто его толкнули туда.

Нет. Этого никогда не будет, такой сон не может сбыться. Он никогда не увидит этих желтеющих глаз. Его мать красива и счастлива. Ничего не было. Никто не умирал. Только чайка выела раковину. Джек закрыл глаза, а лифт медленно пополз вверх.