Томас Бойс - Дети-одуванчики и дети-орхидеи

Но как бы мы ни старались, данные всегда были одинаковыми: значимая, но умеренная связь между ранним воздействием стресса и частотой заболеваний, травм и отклонений поведения. Этого было недостаточно для прорыва в науке о воздействии стресса и неблагоприятных факторов в детском возрасте. Мы даже близко не подошли к революции в этой области.

Тогда, погрязнув в болоте усталости и огорчения, мы решили задать новый вопрос, совершенно иного толка. Мы спросили себя, не был ли «шум», который мы так яростно и настойчиво пытались убрать из наших результатов, на самом деле «музыкой». Что, если проблема заключалась не в данных, а в том, как мы их рассматривали? Может быть, упрямая постоянная изменчивость, от которой мы никак не могли избавиться, и была тем самым явлением, которое мы искали. Может быть, тот факт, что последствия воздействия стрессоров на детей столь несоизмеримы, и был корнем проблемы – ключом к двери, которую мы так старались открыть?

Даже в то время среди научной и широкой общественности существовало почти анекдотическое представление о том, что некоторые, так называемые «неунывающие» дети обладали необычной способностью выживать и процветать в самых неблагоприятных условиях. Мы знали примеры детей, переживших ужасы нацистских лагерей во время Второй мировой войны, и более современные, когда трудные дети из бедных районов находили свой путь из пучин бедности и расовой дискриминации и становились уважаемыми профессионалами или успешными предпринимателями. Существовало также мнение, не очень хорошо подтвержденное документально, что на другом конце спектра находятся «уязвимые» дети, у которых нет таких способностей к выживанию в жестких условиях и чья беззащитность ухудшает здоровье и тормозит развитие в неблагоприятных обстоятельствах.

Таким образом, еще до того, как появились систематические и элегантные исследования жизнестойкости, проведенные Норманом Гармези и Энн Мастен в Университете Миннесоты, уже имелось представление о том, как несходство человеческого характера, личности или конституции может привести к совершенно разным последствиям стресса, бедствия или неудачи. Определенный фоновый уровень «шума» казался чем-то вроде естественной человеческой реакции на превратности жизни. Важно отметить: этот спектр устойчивости и выживания выглядел как постепенное изменение между двумя полюсами, жизнестойкости и уязвимости , между надежной, дарующей силы способностью сопротивляться несчастью и бессилием перед лицом самых незначительных проблем. Два конца этой шкалы жизнестойкости – уязвимости всегда несли нравственный смысл: жизнестойкость считалась героическим и победоносным качеством, а уязвимость – печальным малодушием. Подобные общепринятые и среди публики, и среди ученых взгляды, окрашивающие жизнестойкость и уязвимость в смутно определенные нравственные цвета, займут должное место в нашем исследовании. В конце концов, мы будем оспаривать оба представления.

Тенденция рассматривать изменчивость результатов воздействия неблагоприятных факторов в понятиях чести и стыда была – по крайней мере, отчасти – следствием предположения, что источник такой изменчивости заключается в характере и силе воли. Но моим коллегам и мне в то время казалось не менее правдоподобным, что внутри основополагающей, ненамеренной биологии человеческой реакции на стресс существует более глубокий фундаментальный источник. А если последствия влияния неблагоприятных факторов на здоровье были такими разными потому, что внутренние, невидимые биологические реакции детей очень сильно различались? Что, если именно врожденная реакция детей на стресс и определяла заметную изменчивость в воздействии стрессов на здоровье? Предыдущие исследования, преимущественно с участием взрослых, ясно показали, что разница в реакциях на стресс связана с психическими и физическими расстройствами, включающими психопатологию, ишемическую болезнь сердца и травмы. Что, если те недостатки, которые мы старались вычеркнуть – тот самый «шум» при рассмотрении связи стресса и болезней, – и были наиболее интересным и показательным аспектом наших данных? Мы получили глобальный и серьезный научный урок: естественный мир всегда более элегантен, сложен и великолепен, чем самая лучшая, самая красивая гипотеза.

Если изменчивость в отношении реакции на стресс действительно существовала и была важным элементом закономерности стресс – заболевание, то она должна скрываться, хотя бы отчасти, в нейробиологии, которая и определяет реактивность. Таким образом, нам нужно было тщательнее изучить две основные нейробиологические системы реакции на стресс в головном мозге млекопитающих.

Первая, назовем ее упрощенно системой кортизола , располагается внутри гипоталамуса, в самом центре мозга. Если вы проведете одну линию между ушами, а вторую – от середины расстояния между глаз назад, то в точке пересечения этих линий и будет располагаться гипоталамус. Этот центральный перекресток настолько важен для передачи данных между областями мозга, что его иногда называют «Касабланка». Как Касабланка была центром пересечения торговых и культурных путей древних миров Средиземноморья и Атлантики, так и гипоталамус служит точкой встречи и взаимодействия многих важных нервных контуров мозга. В двух его ядрах располагаются клетки, вырабатывающие гормоны и управляющие гипофизом, который висит на стебле из гипоталамуса. В свою очередь, гипофиз вырабатывает тропный гормон (адренокортикотропный, или АКТГ), который с током крови переносится к надпочечникам – железам, расположенным на верхушке каждой почки. АКТГ заставляет надпочечники вырабатывать кортизол. Это мощный гормон, подобный рюмке, полной стрессовых химических веществ. Он выделяется в ответ на нервные переживания и оказывает большое влияние на весь организм, в том числе на сердечно-сосудистую и иммунную систему. Гипоталамус, гипофиз и надпочечники объединены под названием гипоталамо-гипофизарно-адренокортикальной системы, или ГГАКС.

Вторую систему реакции на стресс мы, также упрощенно, назовем системой « бей или беги ». Она связана с небольшим центром в стволе головного мозга, который также активируется под воздействием стресса. Этот центр состоит из нейронов, идущих до гипоталамуса и возбуждающих реакцию «бей или беги» в вегетативной нервной системе (ВНС). Из-за этого у нас потеют ладони, расширяются зрачки, учащается сердцебиение и начинается дрожь – признаки, которые знакомы всем столкнувшимся со стрессовой ситуацией. Системы кортизола и реакции «бей или беги» не активируются и не работают сами по себе или параллельно, а вовлечены в интенсивный диалог: возбуждение в одной системе приводит к возбуждению в другой. Обе системы управляют многими процессами, протекающими в организме. В том числе от них зависит уровень сахара и инсулина в крови, давление крови, частота сердечных сокращений и другие сердечно-сосудистые функции, а также баланс иммунологических реакций на бактерии, вирусы и чужеродные субстанции, например пыльцу и вакцины. У детей, реагирующих остро или хронически на стрессовые обстоятельства, наблюдается повышенный уровень сахара в крови и риск развития диабета II типа, а также повышенное кровяное давление и риск развития ишемической болезни сердца и нарушения мозгового кровообращения. Кроме того, происходит изменение функций иммунной системы в сторону либо угнетения, либо воспалительных реакций.