Эрнест Хемингуэй - Острова и море

Сидя на обращенной к морю веранде за работой, Томас Хадсон видел, что большой его сын, средний и маленький лежат на песке рядом с Роджером. Они болтали между собой, копались в песке и спорили, но слова не долетали до него.

Старший сын был высокий и темноволосый, у него были отцовские плечи и шея, длинные ноги пловца и крупные ступни. В его облике было что-то индейское, это был веселый мальчик, но в минуты покоя его лицо принимало почти трагическое выражение.

Когда однажды лицо сына стало печальным, Томас Хадсон спросил:

– О чем ты думаешь, Schatz? [7] Душа моя, дорогой ( нем .).

– О наживке, – ответил мальчик, и лицо его тут же осветилось. Трагическое выражение лицу придавали глаза и рот, но все менялось, как только он заговаривал.

Средний сын всегда напоминал Томасу Хадсону бобренка. Его волосы цветом и плотностью были похожи на бобровый мех, да и загар отличался необычным темно-золотистым цветом. Сын всегда ассоциировался у Томаса Хадсона с животным, живущим здоровой и веселой жизнью. Бобры и медведи знают толк в шутке, а медведи вообще очень близки человеку. Мальчик никогда не будет таким широким в плечах и сильным, как медведь, и атлетом ему не быть – впрочем, он к этому и не стремится, но есть в нем симпатичные повадки маленького зверька, и еще он умный и независимый, а также любящий, справедливый и компанейский. Подобно картезианцу, он всегда во всем сомневается, яростно спорит и умеет подколоть – иногда даже жестко, но в этом нет злобы. Он обладал и другими достоинствами, о которых никто не знал, братья бесконечно его уважали, хотя любили над ним подтрунивать, находя особенно уязвимые места. Как все дети, они ссорились между собой и довольно едко дразнили друг друга, но воспитаны были хорошо и уважительно держали себя со взрослыми.

Младший брат, белобрысый, напоминал сложением карманный линкор. Он был уменьшенной копией Томаса Хадсона, но пропорционально – короче и шире. На загорелой коже ярче проступали веснушки, лицо имело задорное выражение, а старичком он уже родился. Он был задирой, постоянно задевал обоих братьев – была в нем темная сторона, о которой знал только Томас Хадсон. Оба не задумывались о ней, но знали, что она есть у каждого из них и ничего хорошего в этом нет. Отец, зная, откуда она у сына, относился к этому с пониманием. Они были очень близки, хотя Томас Хадсон жил с ним меньше, чем с остальными сыновьями. Эндрю, младший, был прирожденным спортсменом, и, сев впервые на лошадь, сразу почувствовал себя уверенно. Братья гордились им, но не позволяли задаваться. В его подвиги трудно было поверить, но многие видели его в седле, видели, как он берет препятствия, и отмечали его спокойную профессиональную скромность. От рождения в нем была некая вредность, которая проявлялась просто как задиристая веселость, и он казался хорошим мальчиком. И все-таки вредность в нем была, это знали и другие, и он сам. Он просто хорошо себя вел, но дурное сидело в нем.

И вот сейчас с выходящей на море веранды было видно, как все четверо лежат на песке. Старший сын – Том-младший – рядом с Роджером, младший, Эндрю, – по другую сторону, а средний, Дэвид, растянулся на спине с закрытыми глазами подле Тома. Томас Хадсон помыл кисти, прибрал за собой и спустился к ним.

– Привет, папа, – сказал старший сын. – Ну, как, хорошо поработал?

– Пойдешь плавать, папа? – спросил средний сын.

– Вода – просто чудо, – сообщил младший.

– Так как дела, папаша? – улыбнулся Роджер. – Как продвигается живописный бизнес, мистер Хадсон?

– На сегодня живописный бизнес закончен, господа.

– Классно! – обрадовался Дэвид. – Тогда можем поохотиться под водой?

– Давайте после ленча.

– Здорово! – сказал Том-младший.

– А если волны будут большие? – спросил Эндрю.

– Для тебя – возможно, – ответил Том-младший.

– Нет, Томми. Для всех.

– Когда море неспокойное, рыба затаивается в скалах, – сказал Дэвид. – Они боятся больших волн не меньше, чем мы. Наверное, их тоже тошнит. Папа, у рыб бывает морская болезнь?

– А как же! – сказал Томас Хадсон. – Иногда в шторм на рыболовецких судах окуни в садках заболевают морской болезнью и дохнут.

– Что я тебе говорил? – сказал Дэвид старшему брату.

– Ладно – они заболевают и дохнут, – согласился Том-младший. – Но кто сказал, что они дохнут от морской болезни?

– Думаю, морской болезнью они действительно болеют, – сказал Томас Хадсон. – Только неясно, болеют ли они ею, когда плавают на свободе.

– Но, забившись в скалы, рыбы тоже не могут плавать свободно, правда, папа? – спросил Дэвид. – Прячутся там по своим ямкам и норкам. Завидят большую рыбу – и в норку, а волны бьют их не меньше, чем в садке.

– Нет, меньше, – возразил Том-младший.

– Может быть, меньше, – благоразумно согласился Дэвид.

– Но и этого достаточно, – сказал Эндрю. – Если они будут продолжать спорить, мы никуда не поедем, – шепнул он отцу.

– А разве ты не хочешь поохотиться под водой?

– Очень хочется, только я боюсь.

– Чего ты боишься?

– Под водой – всего. Как только выдохну воздух, сразу начинаю бояться. Томми отлично плавает, но под водой ему тоже страшно. Из нас троих под водой только Дэвид ничего не боится.

– Мне много раз было страшно, – сказал Томас Хадсон.

– Правда?

– Думаю, всем бывает страшно.

– Только не Дэвиду. Где бы он ни плавал. Но Дэвид теперь побаивается лошадей – они много раз его сбрасывали.

– Послушай, малыш. – Дэвид услышал слова младшего брата. – Знаешь, почему меня лошади сбрасывают?

– Не знаю. Они так много раз тебя сбрасывали, что я и не помню.

– Вот что я тебе скажу. Я знаю, почему меня сбрасывают. В прошлом году я ездил на Крапчатой кобылке [8] Крапчатая кобылка («Old Paint») – народная песня, которую пели ковбои, когда стерегли лошадей. , и она, когда подтягивали подпругу, всегда раздувала брюхо, и потом седло сползало вместе со мной.

– Со мной такого никогда не было, – заметил Эндрю не без ехидства.

– Ну, еще бы! – сказал Дэвид. – Наверное, она полюбила тебя, как все любят. Может, кто-нибудь объяснил ей, кто ты такой.

– Я читал ей вслух, что обо мне пишут в газетах, – нашелся Эндрю.

– Уверен, она тут же срывалась с места, – сказал Томас Хадсон. – Вся беда в том, что Дэвид сразу сел не на ту лошадь. Эта старая лошадка предназначена для езды на короткие расстояния и не по такой местности.

– Я не говорил, что могу справиться с ней, папа, – сказал Эндрю.

– И правильно сделал, – сказал Дэвид и добавил: – А вообще, может, и справился бы. Конечно, справился. Но честно, Энди, я не сразу стал бояться, только потом – как бы не напороться на луку. Да, черт возьми, я боялся.

– Так мы поедем на подводную охоту, папа? – спросил Эндрю.