Адольф Гуггенбюль-Крейг - Брак умер – да здравствует брак!

Кроме того, многие считают, что о благе человека должно заботиться государство, именно поэтому часто можно слышать ссылки на «государство общественного блага».

Разумеется, болезнь тоже не благо. Во всяком случае физиологическое и душевное состояние здорового человека несравненно лучше, чем самочувствие больного. В моей трактовке слова известной молитвы «Хлеб наш насущный даждь нам днесь» следует, собственно, понимать как просьбу о ниспослании блага, коррелятом которого является так называемое счастье ( нем. «Glück»). Таким образом человек, обладающий некоторым количеством материальных и общественных ценностей, иными словами, благ, считается счастливым.

В противоположность понятию житейского счастья мы хотели бы ввести термин «счастье-спасение» ( нем. «Heil»), связанный в первую очередь с душевным здоровьем. Например, христианская религия пыталась принести человечеству счастье, проповедуя не удачу и размеренную жизнь в достатке, а поиски Бога, которые, скажем, в философии именуются поисками истины, смысла. Согласно христианским представлениям, на этом свете нельзя достигнуть полного счастья, поскольку человека обременяют грехи, страх смерти, ощущение дистанции с Богом.

Подобно существованию множества философских школ и религиозных конфессий, существует и бесчисленное количество путей для обретения счастья. В конечном счете каждый человек должен выбрать свой путь, однако все они обладают некоторыми общими чертами. Так, я не знаю способа избежать конфронтации со страданием и смертью.

Великой мифологемой для христиан является жизнь Иисуса Христа, поступки, страдания и смерть которого символизируют путь счастья и неотвратимо ведут Христа в лоно Отца небесного. Что же касается страданий и ужаса, то даже распятый Иисус не смог тотчас же вознестись на небеса, а провел три дня в преисподней.

Буддисты называют счастьем нирвану. Однако прежде чем человек сможет ее достигнуть, ему придется столкнуться с болезнью, старостью и смертью.

Таким образом, мы едва ли можем сказать, что такое счастье, или хотя бы вообразить его, поскольку оно – состояние, длящееся один миг, достигающее своей кульминации в религиозных и философских переживаниях. Но бывают мгновения на закате солнца или при омовении, в церкви во время обряда крещения или на пестрой ярмарке, когда вдруг ощущаешь в себе божественный трепет и неожиданно для себя осознаешь, что понимаешь, зачем мы живем.

Благо и счастье противоречат друг другу. Путь к счастью в житейском смысле слова не включает необходимость страдания. Благо торопит нас быть счастливыми и не задаваться вопросами, которые мы не в состоянии разрешить. Счастливый человек садится за семейный стол в кругу своих близких и наслаждается питательным обедом. А человек, который ищет счастья-спасения, вступает в конфронтацию с богом, дьяволом, миром и смертью, хотя мог бы уклониться от этого.

Государство заботится, в частности, о благе своих граждан, предложить им счастье государство не может. В его силах лишь предоставить каждому гражданину свободу в поисках своего счастья. Лишь церкви и религиозные сообщества обращены к счастью-спасению.

В рамках юнгианской психологии и психотерапии тоже достаточно четко проводится граница между благом и счастьем. Поэтому, понятие «благо» означает здесь помощь пациентам в адаптации к окружающему их миру и стремление научить их добиваться удовлетворительных результатов в борьбе за существование. Следовательно, речь идет о том, чтобы избавить людей от неврозов. Кроме того, огромное значение в рамках аналитической психологии придается понятию индивидуации, которая совсем не обязательно имеет отношение к психическому здоровью, чувству благополучия и счастью в обыденном смысле этого слова. Индивидуация – это стремление найти собственный путь счастья. Психотерапевт и врач пытаются помочь пациенту почувствовать себя в этом мире благополучно и стать счастливым, а также поощряют пациента в его поисках собственного счастья-спасения, иными словами, в осуществлении индивидуации, которая сопоставима со счастьем как таковым, но не с благом.

Необходимо определить, что мы понимаем под индивидуацией.

С тех пор как существует человек, он пытается определить, кто он такой и что им руководит. Психология – наука очень молодая, но исследование души насчитывает долгую историю. Толчком для этого послужило удивление, шок от осознания скрытых в человеческой психике возможностей, связанные с тем, что мы называем религией.

Смерть и зарождающиеся при умозрительном столкновении с ней образы и фантазии стали причиной возникновения ритуалов погребения, которые могут быть истолкованы как начало психологии и религии. Иными словами, стремление человека осознать смерть создало религию и психологию.

Подобная «религиозная психология», исследование природы души в рамках религии, известны западному миру прежде всего в христианской и античной формах. Иисус Христос был уверен, что Господь призывает людей последовать за ним, вернуться домой, в рай. Понимая душу в такой эсхатологичной [4] Эсхатология ( гр . eschatos – последний + logos – понятие, учение) – мистическое учение о конечной судьбе мира и человека, составная часть многих религий, в особенности иудаизма и христианства. традиции, средневековые христиане считали главной своей целью спасение души, а задачи, которые они ставили перед собой в ее познании, служили одному – обретению способности вести душу на небеса и избегать дьявольских искушений, грозящих вечным проклятьем.

Господство христианского бога пошатнулось в эпоху Ренессанса. Новая сила – наука – высоко подняла свою голову. Человек попытался объективно взглянуть на то, что он однажды назвал Божьим творением, поставив перед собой отныне одну-единственную задачу – познать вещи такими, какие они есть в действительности. Так называемый объективный способ рассмотрения оказал влияние и на исследователей психики.

Душа, которую раньше хотели познать, чтобы спасти, оказалась теперь, образно говоря, под микроскопом лаборанта. Экспериментальное исследование и наблюдение превратились со временем в психологический метод. К несчастью, этому процессу сопутствовал отказ от всего, что было связано с традиционной религиозной психологией, а следовательно, и отказ от прежней модели счастья. Религиозная тенденциозность, по мнению ученых, замутняла стекло микроскопа. Единственной движущей силой психики был объявлен инстинкт выживания индивида и рода, что было продиктовано попыткой увидеть в психической жизни узловое соединение более или менее успешных механизмов переживания. Таким образом, психологическое исследование развертывалось в рамках биологической модели.