Макс Шур - Зигмунд Фрейд. Жизнь и смерть

Всего через несколько дней Фрейд пишет еще два письма, появившиеся с интервалом в сорок восемь часов (4 и 6 декабря 1896 г.), которые буквально кипят идеями, открытиями и планами на будущее. Показательны следующие слова:

«Трудные времена уходят, и я совсем не интересуюсь загробной жизнью».

Первое письмо нового года (3 января 1897 г.) начинается в том же духе:

«Нас не постигнет неудача. Вместо брода, который мы ищем, мы можем найти океаны неведомого, что будут исследованы теми, кто придет после нас… Nous y arriverons. Дай мне еще с десяток лет, и я закончу с неврозами и новой психологией… Когда я избавлюсь от страха, я всегда буду готов бросить вызов любой опасности. Тебе тоже бояться будет совершенно нечего».

Несмотря на последнее предложение, в целом этот отрывок указывает на то, что в установках Фрейда произошли существенные перемены. Именно он теперь обнадеживает своего друга!

Очевидно, в жизни Фрейда наступил момент, когда и самоанализ, и анализ его пациентов давали ему массу новых сведений. Оптимистический настрой сохранялся.

Письмо от 24 января оканчивается так: «Я полагаю, что преодолел возрастной рубеж; мое состояние [здоровья и ума] гораздо более стабильно». В письме от 8 февраля Фрейд говорит о своей поддержке Флисса и противопоставляет ее критичному настрою Брейера: «Ты должен знать, что я «никто» в Вене, поскольку все остальные не верят в твои периоды» [103].

Письма этого периода, начавшегося с 4 декабря 1896 г. и продолжавшегося на протяжении всего 1897 г., полны признаков неуклонного прогресса и непрекращающейся борьбы.

Хотя основная масса материала, определявшего его новые прозрения, поставлялась Фрейду его пациентами, продолжавшийся самоанализ, несомненно, играл здесь весьма важную роль. К тому времени Фрейд уже очень близко подошел к созданию методики свободного ассоциирования, которая стала одним из его наиболее крупных достижений. Он полностью отказался от опоры на вымышленные предположения и требовал от пациентов, чтобы те ничего от него не утаивали.

Таким образом, психоаналитическая методика развивалась бок о бок с психоаналитической теорией и практикой. Успехи, достигнутые за этот период, проистекали из особого внимания, с которым Фрейд выслушивал исповеди своих пациентов. Он уже обнаружил, что любая информация, полученная от пациентов, всегда имеет определенную ценность. В периоды наиболее заметных успехов он совмещал в себе психоаналитика, методолога и пациента [104].

Как я уже подчеркивал, этот процесс начался задолго до того, как Фрейд заговорил о себе как о собственном пациенте [105]. Фрейд уже знал, что вынужден ждать не только сведений от своих пациентов, но и от самого себя. Именно в такие периоды ожидания его потребность в дружбе с Флиссом заявляла о себе с особой силой.

В марте 1897 г. внутренняя борьба Фрейда обострилась по причине его глубокой озабоченности состоянием здоровья своей старшей дочери, Матильды, заболевшей тяжелой формой дифтерии [106]. 29 марта он писал Флиссу:

«Дорогой мой.

<���…> Премного благодарен за твою лекцию. Она невероятно насыщена идеями и за двадцать минут позволяет объять взором всю вселенную…

Я с нетерпением ожидаю встречи в Праге…» [107]

В письме от 16 мая 1897 г. Фрейд сообщает Флиссу: «Нечто во мне зреет и бурлит. Мне остается лишь ждать нового всплеска». Именно в этом письме он впервые упомянул о своих планах по написанию книги о сновидениях. К тому моменту стало уже очевидно, насколько более важными и ценными были их отношения именно для Фрейда. В неопубликованной части письма от 2 мая 1897 г., написанного после возвращения с пасхального конгресса, Фрейд писал:

«Открытка и телеграмма прибыли, сожалею, что конгресс не принес тебе того, что дал мне – удовольствия и бодрости. С тех пор я все время нахожусь в состоянии эйфории и работаю как молодой».

В письме же от 16 мая Фрейд ясно дал понять Флиссу, сколь сильную потребность в нем как слушателе он все еще испытывает:

«Могу заметить по твоему письму, как ты посвежел. Я надеюсь, что теперь самообладание долго не покинет тебя и ты вновь позволишь мне найти в твоем лице благожелательно настроенного слушателя. Без этого я по-прежнему работать не в состоянии».

Письмо Фрейда от 31 мая 1897 г. показывает, что он уже открыл существование направленных против родителей враждебных импульсов и даже пришел к первой догадке относительно истоков табу на инцест до того, как осознанно и «официально» начал свой самоанализ. Однако Фрейду следовало «заплатить» за внимание Флисса, как он подчеркнул в письме от 22 июня 1897 г. [108]Флисс прислал ему новости о собственных «открытиях» и ожидал благосклонного ответа. Фрейд оказался в затруднении.

«Никогда еще, читая твои письма, я не был так обманут в своих ожиданиях [erwartungsvoll blode]. Но я надеюсь, что никто, кроме меня, этого еще не слышал и вместо короткой статьи ты в течение года представишь нам небольшую книгу, в которой будут раскрыты секреты периодов 23 и 28».

Это выражение непонимания математических формул Флисса стало доказательством «сопротивления» Фрейда. Однако, все более концентрируясь на самоанализе, он все же с нетерпением ожидал нового «конгресса». 18 июня 1897 г. он писал:

«Я с нетерпением ожидаю окончания сезона… Постепенно становится понятно, когда именно этим летом мы сможем увидеть друг друга. Я хочу получить от тебя новый заряд энергии; некоторое время спустя я выдыхаюсь. Нюрнберг придал мне сил месяца на два».

Летняя встреча не состоялась. Самоанализ отбирал у Фрейда все силы и время. Часто он испытывал нечто вроде «оцепенения». Среди всего «сонма окружающих загадок» только «прозрение сна» казалось ему «наиболее устойчивой опорой» (7 июля 1897 г.). 14 августа Фрейд утверждал:

«Этот анализ труднее всего. К тому же он словно парализует мою способность к формулированию и передаче другим людям того, что я уже узнал сам. Тем не менее я убежден, что он должен быть закончен и окажется существенным промежуточным этапом моей работы».

Понятно, что Фрейд заговорил о систематическом самоанализе только с этого момента. Ведь, как он позже утверждал (в процитированном ранее вступлении ко второму изданию «Толкования сновидений»), и его самоанализ, и работа над книгой о сновидениях в значительной мере оказались форсированы смертью отца. Теперь, после его смерти, он осознал то, что «нечто из потаеннейших глубин моего собственного невроза мешало какому бы то ни было прогрессу в понимании неврозов, и в этом был как-то замешан и ты [Флисс]» (письмо от 7 июля 1897 г.). Это был первый из множества случаев, когда Фрейд открыто посвящал Флисса в такого рода мысли.