Митико Какутани - Смерть правды
- Название:Смерть правды
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент 1 редакция (15)
- Год:2019
- ISBN:978-5-04-100796-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Митико Какутани - Смерть правды краткое содержание
Смерть правды - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одно из самых пугающих свидетельств о том, как быстро «власть разума» – вера в науку, гуманизм, свободу и прогресс – сменяется ее полной противоположностью, «террором и массовыми эмоциями», оставил миру австрийский писатель Стефан Цвейг в своих мемуарах «Мир вчерашнего дня»{73} (1942). Цвейг стал очевидцем двух мировых катастроф: Первой мировой войны и, после краткой передышки, восхождения Гитлера к власти и сползания мира во Вторую мировую войну. Цвейг писал свои мемуары, желая, чтобы в памяти будущих поколений – и, как он надеялся, в предостережение им – осталась эта повесть о двукратном самоубийстве Европы, о чудовищном «поражении разума» и «триумфе варварства».
Цвейг писал о своем детстве и юности, которые прошли в ту эпоху и в той части мира, где чудеса науки, победа над болезнями, возможность «человеческому слову за мгновение облететь земной шар», казалось, сулили неизбежное торжество прогресса, и даже такие жестокие проблемы, как бедность, «уже не казались непреодолимыми».
По воспоминаниям Цвейга, поколение его отца воспитывалось в оптимизме (не напомнит ли это некоторым читателям о надеждах, охвативших Западный мир после падения Берлинской стены?): «Они искренне полагали, что границы и разногласия между нациями и вероисповеданиями постепенно сотрутся во всеобщем человеколюбии, а стало быть, всему человечеству суждены мир и безопасность – эти высшие блага»{74}.
В юности Цвейг с друзьями долгие часы просиживал в кофейнях, обсуждая искусство и личные вопросы: «Первооткрытие именно последнего, самого нового, самого экстравагантного, необычного… было нашей страстью»{75}. И при этом высший и средний класс наслаждались ощущением полной надежности жизни: «Дом страховался от огня и ограбления, поле – от града и дождя, тело – от несчастных случаев и болезней».
Угрозу, которую представлял собой Гитлер, мало кто распознал сразу. «Те немногие писатели, кто действительно дал себе труд прочитать книгу Гитлера, иронизировали – вместо того чтобы проанализировать его программу – над витиеватостью его бумажной прозы»{76}, – пишет Цвейг. Газеты заверяли читателей, что нацистское движение вот-вот рухнет. А потом возникла новая успокоительная мысль: став канцлером, Гитлер, конечно же, «расстанется с вульгарными приемами антисемитского подстрекателя».
Грозные предзнаменования следовали одно за другим. В австрийские города у германской границы проникали группы немецкой молодежи, «они вербовали, грозили тем, кто не признавал себя их сторонником, что они за это поплатятся». И в итоге «все расселины и трещины между нациями и классами, которые с трудом замазывало время компромиссов, разверзлись и стали пропастями и безднами»{77}.
И все же «нацизм в своей бессовестной технике обмана остерегался обнаружить всю крайность своих целей, прежде чем мир попривыкнет. Они осторожно опробовали свой метод: всегда лишь одна доза, а после нее – небольшая пауза. Всего лишь одна-единственная пилюля, а затем какое-то время выжидания, не окажется ли она слишком сильной, выдержит ли совесть мира и эту дозу»{78}.
Никто не хотел расставаться с обычной жизнью, с привычками и повседневной рутиной, и люди не готовы были поверить в то, что их свободы будут у них так быстро отняты. Как может новый правитель Германии «прибегнуть к насилию в государстве, основанном на законности, где большинство в парламенте было против него и каждый гражданин государства считал свои свободу и равноправие обеспеченными торжественно принятой Конституцией»?{79} Это безумие в двадцатом веке не может затянуться, говорили они.
2. Новые культурные войны
Смерть объективности «освобождает меня от обязанности быть правым». Теперь «требуется лишь быть занятным»{80}.
Стэнли ФишВ пророческой статье 2005 года Дэвид Фостер Уоллес[15] рассуждал о том, что с появлением все большего числа новостных источников – печатных, телевизионных и онлайн – возник «калейдоскоп информационных возможностей». В качестве одного из парадоксов этого небывалого медийного ландшафта, породившего множество идеологических новостных каналов (включая немало правых, например, Fox News и The Rush Limbaugh Show), Уоллес отмечал укрепление «релятивизма именно такого сорта, который отвергают культурные консерваторы, то есть общедоступность и обесценивание знания, когда «истина» становится лишь вопросом точки зрения и политического интереса»{81}.
Эти слова написаны более чем за десять лет до президентских выборов-2016, и они до жути точно описывают культурный ландшафт при Трампе, когда истина все больше «в глазах смотрящего», факты легко перетасовываются и вообще они – социальный конструкт, мы словно бы перенеслись в перевернутый мир, где оказались выворочены наизнанку все прежние представления и отношения.
Республиканская партия, некогда оплот поборников холодной войны, и Трамп, пришедший к власти под лозунгом «закон и порядок», отмахиваются от угрозы, которую представляет собой российское вмешательство в американские выборы, а республиканские члены конгресса поговаривают о тайном заговоре в недрах ФБР и Министерства юстиции{82}. Подобно иным представителям контркультуры 1960-х годов, новые республиканцы отвергают рационализм и науку. В первом раунде культурных войн многие из «новых левых» отвергали идеалы Просвещения как атавизм прежнего патриархального и имперского мышления. Теперь на идеалы разума и прогресса набросились правые, увидев в них проявление либерального заговора, направленного на подрыв традиционных ценностей, или же подозрительную примету яйцеголового элитизма. Параноидальные страхи насчет правительства все более смещались от левых, которые винили военно-промышленный комплекс в развязывании Вьетнамской войны, к правым: тролли альт-райтов и республиканские члены конгресса теперь дружно винят так называемое «глубинное государство» в злоумышлении против президента.
Сторонники Трампа во время избирательной кампании подавали себя как мятежную, даже революционную силу, которая сражается за вытесненных на обочину избирателей. Язык этой кампании до странности напоминал риторику радикалов шестидесятых годов: «Мы постараемся испортить игру стакнувшимся богачам, крупным корпорациям и владельцам СМИ», – заявил на одном из своих выступлений Трамп{83}. А в другом выступлении он призывал полностью обновить «коррумпированный и непригодный политический истеблишмент»{84}.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: