Бернард Лонерган - Метод в теологии

Подобно тому, как надлежащее выражение элементарного смысла есть дело самого искусства, так надлежащее восприятие и оценивание произведения искусства – не просто прояснение концептуализированной очевидности в понятии либо взвешивание ее в суждении. Произведение искусства приглашает участвовать в нем, пережить его, увидеть самому. Как математик отвлекается от верифицирующих наук, чтобы исследовать возможности организации данных, так произведение искусства побуждает нас отвлечься от практической жизни и исследовать возможности более полной жизни в более полном мире [32] Вновь подчеркну, что я не претендую на исчерпывающую полноту. Приложение осуществленного выше анализа к различным формам искусства – рисунку и живописи, скульптуре и архитектуре, музыке и танцу, эпической, лирической и драматической поэзии – см. S. K. Langer, Feeling and form, New York 1953. Мое намерение состоит лишь в том, чтобы показать: существуют самые разные способы воплощения смысла. .

Символ – это образ реального или воображаемого объекта, который пробуждает чувство или пробуждается чувством.

Чувства связаны с объектами, друг с другом и со своими субъектами. Они связаны с объектами: человек испытывает потребность в пище, боится боли, наслаждается обедом, сожалеет о болезни друга. Чувства связаны друг с другом через изменения в объекте: человек желает отсутствующего блага, надеется на мыслимое благо, радуется наличному благу; он боится отсутствующего зла, замирает при его приближении, мрачнеет в его присутствии. Чувства также связаны между собой через личные отношения: так, любовь, мягкость, нежность, близость, единение идут рука об руку; сходным образом группируются отчуждение, ненависть, грубость, насилие, жестокость. Есть и такие последовательности, как обида, неповиновение, суд и наказание, или, опять-таки, обида, раскаяние, извинение, прощение. Кроме того, чувства могут вступать в конфликт друг с другом, но, тем не менее, присутствовать одновременно: человек может желать вопреки страху, надеяться вопреки надежде, мешать радость с грустью, любовь с ненавистью, близость с жестокостью, единение с отчуждением. Наконец, чувства связаны со своим субъектом: они суть средоточие, момент, сила его сознательной жизни, актуализация его аффективных возможностей, расположений, привычек; действенные ориентиры его бытия.

Одни и те же объекты не обязательно пробуждают одни и те же чувства в различных субъектах; в свою очередь, одни и те же чувства не обязательно пробуждают одни и те же символические образы. Это различие в аффективных ответных реакциях можно объяснить различиями возраста, пола, образования, жизненного положения, темперамента, экзистенциальной заботы. Но если говорить в более фундаментальном смысле, человеческое существо развивается в своих аффектах, и это развитие может подвергаться аберрациям. История этого процесса и есть то, что в конце концов определяет жизненные ориентиры личности, ее аффективные возможности, расположения и привычки. Что именно представляют собой эти аффективные возможности, расположения и привычки в данном конкретном индивиде, определяется символами, пробуждающими определенные аффекты, или, наоборот, аффектами, пробуждающими определенные символы. И вновь, исходя из некоторых допущений относительно нормальности, можно прийти к выводу о том, являются ли ответные реакции данного конкретного индивида нормальными или нет.

Символы, имеющие одинаковую аффективную направленность и расположение, с аффективной точки зрения не дифференцированы. Поэтому они взаимозаменяемы и могут сочетаться друг с другом, что повышает их интенсивность и уменьшает неоднозначность. В этой способности к комбинированию и организации выражается различие между эстетическим и символическим: мифические чудовища неестественны. Далее, сочетанные аффекты требуют сочетанных символов, причем каждый член сочетания может быть конгломератом недифференцированных или слабо дифференцированных символов. Так, св. Георгий и змий одновременно представляют все ценности восходящего символизма и все антиценности его противоположности. Св. Георгий сидит, но сидит высоко на коне; он облечен в свет и волен пустить в ход свое оружие: одной рукой он направляет коня, а другой нацеливает копье. Но он может упасть и быть раздавлен чешуйчатым чудовищем, может быть ослеплен его дымом, сожжен его огнем, растерзан его зубами, пожран его утробой.

Аффективное развитие или его аберрация включают в себя переоценку и трансформацию символов. Что раньше трогало, теперь не трогает; что раньше не трогало, трогает теперь. Так сами символы изменяются, чтобы выразить новые аффективные возможности и расположения. Например, победа над страхом способна низвести змия до ничтожной выдумки; но отныне она по смыслу становится продолжением притчи об Ионе: чудище, пожравшее тонущего человека, через три дня извергло его на берег невредимым. Напротив, символы, не способные к переоценке и трансформации, видимо, указывают на блокировку развития. Для ребенка и для взрослого человека страх темноты имеет разный смысл.

Символы подчиняются законам не логики, а образа и чувства. Для логического класса символ использует репрезентативную фигуру. Унивокальность он замещает богатством множественного смысла. Символ не предлагает доказательств, а порождает множество образов, совокупностью которых и созидается смысл. Символ не склоняется перед принципом исключенного третьего, но допускает coincidentia oppositorum [совпадение противоположностей]: любви и ненависти, отваги и страха и т. д. Он не отрицает, а превозмогает все то, что отвергает, провоцируя все, что ему противоположно. Он функционирует не на какой-то одной траектории или одном уровне, но сосредоточивает в причудливом единстве все свои наличные соотнесенности.

Таким образом, символ властен принимать и выражать то, что отвергается логическим дискурсом: существование внутренних напряжений, несовместимостей, конфликтов, борьбы, деструкций. Разумеется, диалектическая или методологическая позиция способна объять конкретное, противоречивое и динамичное. Но символ делает это еще до того, как логическое или диалектическое будут помыслены. Он делает это для тех, кто не знаком с логикой и диалектикой. Наконец, он делает это, дополняя и восполняя логику и диалектику, ибо удовлетворяет потребность, которую эти утонченные формы удовлетворить не могут.

Это потребность во внутренней коммуникации. Органическая и психическая витальность обязательно должна явить себя интенциональному сознанию, и наоборот: интенциональное сознание должно обеспечить сотрудничество организма и души. Далее, постижение ценностей тоже совершается в интенциональных ответах, в чувствовании: здесь тоже существует необходимость в том, чтобы чувства явили свои объекты, а объекты, напротив, пробуждали чувства. Именно посредством символов сообщаются между собой сознание и тело, сознание и сердце, сердце и тело.