Бернард Лонерган - Метод в теологии

В этой коммуникации символы обладают собственным смыслом. Это элементарный, еще не объективированный смысл: например, смысл улыбки, предшествующий феноменологии улыбки, или смысл в чисто опытном паттерне, предшествующий своему выражению в произведении искусства. Это смысл, который выполняет свою функцию в воображении или восприятии субъекта, когда его сознательная интенциональность развивается, или блуждает, или то и другое одновременно; когда субъект занимает позицию по отношению к природе, другим людям и Богу. Это смысл, который обладает собственным контекстом в процессе внутренней коммуникации, где ему доводится функционировать; именно к этому контексту, с его взаимосвязанными образами и чувствами, памятованиями и устремлениями, должен обратиться интерпретатор в попытке объяснить символ.

Объяснить символ означает идти по ту сторону символа. Это означает совершать переход от элементарного смысла в образе или перцепте к языковому смыслу. Более того, это означает использовать контекст языкового смысла в качестве арсенала возможных отношений, ключей, подсказок в конструировании элементарного контекста символа. Но таких интерпретативных контекстов много, и, возможно, только эта множественность и отражает множество путей, какими способно развиваться или страдать от отклонений человеческое существо.

Итак, имеются три исходные интерпретативные системы: психоанализ Фрейда, индивидуальная психология Адлера и аналитическая психология Юнга. Но их изначальная жесткость и взаимная оппозиционность все в меньшей степени соблюдаются их преемниками [33] Есть, разумеется, и примечательные исключения. Достаточно упомянуть Антуана Вергота, который очень строго придерживается генетической психологии Фрейда, хотя не принимает фрейдовских философских спекуляций. См. Winfrid Huber, Herman Piron, Antoine Vergote, La psychanalyse, science de I'homme, Bruxelles: Dessart, 1965. . Шарль Бодуэн разработал психагогию, которая рассматривает Фрейда и Юнга как не противостоящих друг другу, а дополняющих друг друга: она опирается на Фрейда в обращении к причинным объектам и на Юнга во внимательности к субъективному развитию [34] Charles Boudouin, L'oeuvre de Jung, Paris: Payot, 1963. Gilbert Aigrisse, «Effi cacité du symbole en psychothérapie», Cahiers internationaux de symbolisme, n. 14, pp. 3–24. . Видимо, именно эту взаимодополнительность поддерживает Поль Рикёр в своем обширном исследовании, где приходит к выводу, что фрейдовская мысль является археологией субъекта, которая с необходимостью подразумевает стимулирующую телеологию, не признавая ее открыто [35] Paul Ricoeur, De l’interprétation. Essai sur Freud , Paris: De Seuil, 1965. . Кроме того, среди психотерапевтов распространена тенденция к разработке собственных систем интерпретаций [36] Кумулятивное развитие в этой области представлено в книгах Karen Horney: The Neurotic Personality of our Time, 1937; New Ways in Psychoanalysis, 1939; Selfanalysis, 1942; Our Inner Conflicts, 1945; Neurosis and Human Growth, 1950. Опубликованы издательством W. W. Norton, New York. или к тому, чтобы рассматривать интерпретацию как искусство, которому нужно учиться [37] Erich Fromm, The Forgotten Language, chap. 6: The Art of Dream Interpretation, New York: Grove Press, 1957. . Наконец, есть и те, кто считает, что терапевтических целей достигнуть легче, если вообще отказаться от интерпретации символов. Так, Карл Роджерс полагает своей целью создать для пациента межличностную ситуацию, в которой тот сможет постепенно прийти к самораскрытию [38] Carl Rogers, On Becoming a Person, Boston: Houghton Mifflin, 1961. . На противоположном полюсе Фрэнк Лэйк основывает свою теорию на учении Павлова и применяет препарат ЛСД-25 к пациентам, которые благодаря этому обретают способность вызывать из памяти и вновь переживать травмы, от которых страдали в раннем детстве [39] Frank Lake, Clinical Theology, London: Darton, Longman & Todd, 1966. Сходным образом, но без применения наркотиков, Артур Джэнов побуждает своих пациентов освободиться от внутренних напряжений, осознав свои страдания, которые они до сих подавляли. См. Arthur Janov, The Primal Scream, New York: Putman, 1970. .

Наряду с этим, сходным образом складывалась ситуация и вне терапевтического контекста [40] Различные точки зрения см. в изд.: Irwin G. Sarason (ed.), Science and Theory in Psychoanalysis, Princeton, N. J.: Van Nostrand, 1965. . Фрейд предложил не только метод лечения, но и в высшей степени умозрительную концепцию внутренней структуры человека, а также природы цивилизации и религии. Но это распространение терапевтического контекста на человеческую жизнь в целом сопровождалось формированием не-терапевтических контекстов изучения и толкования символов. Отравляясь от трех доминирующих рефлексов – прямохождения, глотания пищи и спаривания, – Жильбер Дюран пришел к упорядочению обширных массивов символических данных, к уравновешиванию одной организации другой, ей противоположной, и к синтезу через чередование обеих организаций [41] Gilbert Durand, Les structures anthropologiques de l'imaginaire. Introduction à l’archétypologie générale, 2nd ed., Paris: Presses Universitaires de France, 1963. . Мирча Элиаде во множестве своих трудов собрал, сопоставил, объединил и объяснил символы первобытных религий [42] Mircea Eliade, «Methodological Remarks on the Study of Religious Symbolism», in: Mircea Eliade and Joseph Kitagawa (ed.), The History of Religions: Essays in Methodology, Chicago: University of Chicago Press, 1959,21963. . Нортроп Фрай обратился к циклам дня и ночи, четырех времен года, к цикличности роста и дряхления организма, чтобы сконструировать матрицу, из которой можно было бы вывести символические нарративы литературы [43] Northrop Frye, Fables of Identity. Studies in Poetic Mythology, New York: Harcourt, Bruce & World, 1963. . Психологи обратились от больных к здоровым, точнее, к тем, кто продолжает расти на протяжении всей жизни [44] В психологии существует то, что называют «третьей силой». Ее описание см. в работе: A. Maslow, Toward a Psychology of Being, Princeton, N. J.: Van Nostrand, 1962, p. vi. , и задались вопросом, действительно ли душевные заболевания принадлежал исключительно к медицинскому контексту, действительно ли проблему составляет реальная вина, а не ошибочное чувство вины [45] O. H. Mowrer, The Crisis Psychiatry and Religion, Princeton, N. J.: Van Nostrand, 1961. . Наконец, что с базовой точки зрения важнее всего, существует экзистенциальный подход, согласно которому сон есть не сумерки жизни, а ее рассвет, начало перехода от безличного существования к присутствию в мире, к конституированию человеком собственной самости в собственном мире [46] Ludwig Binswanger, Le rêve et l’existence , Desclée, 1954, Introduction (128 pp.) et notes de Michel Foucault. Rollo May, Ernest Angel, Henri F. Ellenberg (eds.), Existence . A New Dimension in Psychiatry and Psychology, New York: Basic Books, 1958. Rollo May (ed.), Existential Psychology , Random House, 1961. Rollo May, «The Signifi cance of Symbols», in: Symbolism in Religion and Literature , New York: Braziller, 1961. V. E. Frankl, The Doctor and the Soul , New York: Knopf, 1955. Man’s Search for Meaning , New York: Washington Square Press, 1959, 1963. The Will to Meaning , Cleveland: World, 1969. V. E. Frankl and others, Psychotherapy and Existentialism , New York: Washington Square Press, 1967. .

Воплощаясь в языке, в наборе конвенциональных знаков, смысл обретает наибольшую свободу. В самом деле, конвенциональные знаки могут умножаться почти до бесконечности. Они могут достигать высочайшей степени дифференциации и специализации. Они могут употребляться рефлективно, в целях анализа и контроля самого языкового смысла. Напротив, интерсубъективный и символический смысл представляется ограниченным спонтанностью совместного существования людей, и хотя визуальные и аудитивные искусства способны развивать конвенции, сами эти конвенции ограничены материалами, в которых воплощаются цвета и фигуры, объемные формы и структуры, звуки и движения.