Джон Ллойд - Этидорпа, или Край Земли

«Во имя вашего же блага помолчите» – сказал один из моих сопровождающих. Кабина была задрапирована так, что закрывала свет, и было темно, как в темнице. Мой дух восстал, я чувствовал, что нахожусь перед началом удивительного и рискованного приключения, и с достоинством отреагировал вопросом:

«Что я сделал такого, что вы решили насильственно лишить меня свободы? Разве я не свободный гражданин Америки?»

«Что сделали Вы? – ответил он – Разве Вы не связали себя многими клятвами, которые священны и нерушимы, и разве не Вы их нарушили так, что никто до Вас этого не делал? Разве не Вы предали наше доверие и не заслужили серьезного осуждения? Разве не Вы добровольно попросили разрешения на вступление в наше древнее братство, и разве не по доброй воле Вас посвятили в наши сокровенные тайны? Разве не Вы обязали себя перед человеком и не по Вашей ли священной чести пообещали хранить наши секреты?»

«Да, – ответил я – но прежде я поклялся перед высоким трибуналом распространять эту священную мудрость по миру».

«Это так – сказал он – Вы достаточно хорошо знаете глубину связующей суровой клятвы, которую давали вместе с нами, – более суровой, чем на любом открытом суде на Земле».

«Я этого не отрицаю, – сказал я – и, тем не менее, рад, что выполнил свою задачу, несмотря даже на то, что вы сейчас имеет силу, чтобы объявить мне наказание».

«Вам нужно было бы ожидать смертного приговора, но вместо этого было приказано дать Вам продолжительную жизнь. Вероятно, Вы ожидали физического уничтожения, но наоборот – Вы пройдете дальше в сознание Земли и земную жизнь, когда мы уйдем. Ваше имя будет известно во всех землях, и все же с этого времени Вы будете неизвестным. Во имя блага будущего человечества Вы будете брошены на такую высоту нашего ордена, которая уничтожит Вас как смертное существо, хотя Вы и будете существовать подвешенным между жизнью и смертью. И в таком промежуточном состоянии Вы будете знать, что существуете. Как Вы признаете, Вы заслужили суровое наказание, но мы наказываем только в соответствии с неписанным законом, предписывающим наказание человеку и повышающим впоследствии человеческую расу. Вы пожелали стать распределителем знаний, теперь через телесное испытание и умственное страдание Вы должны получить несказуемое знание для его распространения, и в последующем времени Вам укажут на то, чтобы сделать известными Ваши открытия. Так как путь Ваш твердо лежит перед Вами, Вы должны идти по нему. Это – предписано, восставать против бесполезно».

«Кто утвердил этот приговор?» – спросил я.

«Суд, ни земной, ни небесный».

«Вы говорите загадками».

«Нет, я говорю открыто и правду. Наше братство связано с прошлым и переплетается руками еще с теми, кто жил до потопа; потоп рассеял расы Земли, но не потревожил наши тайны. Великая любовь мудрости от поколения к поколению вела избранных членов нашей организации к глубинам познания, которых не касается наша открытая деятельность. За нашими высшими служителями в оккультных тенях сегодняшнего дня и дня завтрашнего стоят невидимые и неизвестные посредники, которые посвящены в тайны выше и за пределами тех, что известны обыкновенному ремеслу. Те, кто вошел в эти внутренние тайники, приобретают сверхчеловеческое восприятие и не дают открытого знака братства – им не нужен талисман. Они шагают по нашим улицам, овладевшие силами, неизвестными для людей. Они подобно смертным занимаются людскими делами и делами собратьев по посвящению. Открытый орден не знает об их возвышенном положении. Их индивидуальности и способы их обучения скрыты, потому что публичность разрушила бы их ценность и причинила бы вред делу человечества».

За этим неопределенным откровением последовала тишина, и экипаж двинулся. Я был озадачен и взволнован, и все же я знал – чем бы не закончилась эта ночная поездка, я ее вызвал, да, заслужил ее, и я собирался с духом выслушать приговор моих судей, в чьих руках я был бессилен. Личности на противоположном сидении продолжали вести беседу приглушенными голосами, слышными только для них. Человек, сидевший на моей стороне, не двигался и не говорил. Как интуитивно догадался я, в экипаже нас было четверо, хотя нас окружала непроницаемая темнота. Наконец, я обратился к рядом сидевшему компаньону, ибо тишина была невыносимой. Кем бы он ни был – другом или врагом – разговор все же лучше, чем это долгое молчание. «Как долго мы будем находиться в экипаже?»

Он не ответил.

Через некоторое время я снова спросил:

«Приятель, Вы можете мне сказать, как долго будет длиться наше путешествие? Когда мы достигнем места назначения?»

Одно молчание.

Вытянув руку, я рискнул прикоснуться к моему приятелю и обнаружил, что он был туго привязан к сиденью и задней части кабины. Кожаные ремешки прочно удерживали его в положении, и так как я размышлял о тайне, то подумал себе, что если буду их тревожить, то они без всякого колебания свяжут и меня так же уверенно. Однако оказалось, что мои надсмотрщики не следили за мной, и, тем не менее, я почувствовал, что они были уверены в моей неспособности сбежать. Если этот человек на скамейке был заключенный, то почему он так сдержан? Почему он не ответил на мои вопросы? Я пришел к выводу, что его рот был закрыт. Затем я решил определить, так ли это. Все с большей силой я стал осознавать, что мне было предназначено ужасное наказание, и я наполовину надеялся, что смогу получить от моего партнера по плену какую-нибудь информацию в отношении нашего пути назначения. Осторожно проведя вдоль его шеи и под подбородком, я собирался вытянуть кляп из его рта, когда по моему телу пробежали мурашки, так как я соприкоснулся с холодным застывшим телом. Человек был мертв и закоченел.

Судорога прошла по моим нервам. Я начал испытывать последствия тяжелого ментального напряжения, отчасти вызванного заключением и усиленного предыдущим преследованием, а отчасти и таинственностью речи, с которой ко мне обратились. Выражение «сейчас Вы отправитесь в долину смерти и познаете таинства жизни» непрерывно вертелось в моей голове, и даже тогда я сидел на той же стороне что и труп. После этого открытия я пребывал некоторое время в полуоцепенении и состоянии глубокого уныния. Как долго, не могу сказать. Затем я испытал необъяснимую перемену, такую, что мое воображение было подобно воображению осужденного человека без надежды на отмену приговора, и я стал равнодушен, как человек, который может смириться со своей судьбой. Я стал стоически ее ждать. Возможно, прошли мгновения или часы, и вскоре безразличие уступило место возрождающемуся любопытству. Я осознал, что могу умереть лишь один раз, и хладнокровно и самодовольно сменил тему размышления, думая о своей возможной участи. Как только я взглянул на мертвого человека, на таинственных агентов всемогущего суда, я изумился тому умственному состоянию, которое, в конечном счете, позволило мне находиться в спокойном положении и беззаботно дремать. Тем не менее, поступил я так после некоторого периода, продолжительность которого не в состоянии определить. Я проснулся, и вскоре после этого экипаж остановился, наши лошади спешились, после чего наша поездка возобновилась. Наконец я снова уснул, вытянувшись в углу. Внезапно меня сильно потрясли, разбудив от дремоты, и скомандовали выходить. Это было утром на рассвете, и прежде чем я успел осознать, что происходит, мои пленители перевели меня в другой экипаж, а мертвый человек был грубо затолкнут и усажен на моей стороне. Мои компаньоны говорили с ним, как будто он был жив. В самом деле, если оглянуться назад на все эти маневры, понимаешь, что по всей очевидности я был один в группе похищенных, а наши действия фактически сводились к тому, чтобы склонить стороннего наблюдателя к мысли, что мертвый человек был упрямым арестованным, а я сам был одним из его официальных охранников. Возницы экипажей не обращали на нас внимания. Они сидели и, определенно, никто из них не интересовался нашим перемещением. Второй экипаж, как и предыдущий, был надежно закрыт, и наше путешествие продолжилось. Темнота была как в башне. Это могло длиться несколько дней, я ничего не могу сказать о прошедшем времени. Мы ехали все дальше и дальше. При случае мне давали еду и питье, но мои захватчики держали свой курс. Наконец, меня забрали с коляски и препроводили в блокгауз.