Ричард Морган - Черный человек

Точно. Были другие, хер с ними, времена, когда казалось, что лето будет бесконечным, и тебе никогда в жизни не придется за это платить. Помнишь? Те времена прошли, Макс, – смирись и наплюй. Забей на эту сраную ностальгию, давай-ка посмотрим, где мы сейчас.

А вот где. В соплях, без минета, в ночи и в полном одиночестве.

Он не глядя вытер куртку рукой. Син подключился к зрительной памяти и обеспечил точную нейромоторику, направив руку прямо в цель, и вот пальцы вляпались в сопли. Он, скривившись, поводил ими туда-сюда. Только этого дерьма ему не хватало сейчас, когда и без того не все ладно. Можно подумать, у него проблем мало. Он говорил ей, он, мать ее, говорил ей, что кое-чем занят, кое-чем, что надо разрулить, и не то чтобы вся эта блевотина сутенерская была делом его жизни…

«Ну да, конечно, – жестко сказал ему син, – сколько лет ты уже это твердишь? А, умник?»

Теперь все иначе. Все окупится, как уже бывало, и на этот раз мы уйдем отсюда. Навсегда.

«А если нет?»

А если нет, то прикрытие уже есть. Хватит волноваться.

«Прикрытие, ага. Всю жизнь сутенером пахать. А как ты поступишь с Крисси, если что?»

Как он тогда поступит, мрачно подумалось ему, как ему тогда придется поступить с Крисси? Наверное, как-то жестоко. Надо заметить, что эта сучка чертова всегда обходилась ему слишком дорого, даже в Хьюстоне, когда была просто уличной потаскухой. Копна белокурых волос, похожих на сладкую вату, и эта, блин, техасская манера растягивать слова, а теперь еще и имплантаты эти, сиськи искусственные, которые он оплатил, – короче, он так и знал, что она будет выпендриваться, когда обоснуется у Табиты. Станет вести себя будто и впрямь чистокровная бонобо, за которую они ее выдавали. Беспрестанно названивать ему самостоятельно или через работников Табиты, ныть, что не будет работать, потому что голова болит или живот или что ей просто не нравится какой-то жирных хер, который платит хорошие деньги, чтобы раздвинуть ей ножки, и будет она сидеть на койке этой чертовой, смотреть ясными глазками и нудеть: «Эдди то, Эдди се, Эдди, на хер это», заставляя его на полную катушку прибегать к методу кнута и пряника. Можно подумать, что это какая-то комическая сценка, которую он для нее исполняет, а ей прям очень нравится.

«И чего тебе не работалось с Сереной или Мэгги? И половины этих хреновых неприятностей не было бы».

Благодаря особенной ясности сознания, которую давал син, он знал, почему. Но Эдди развернулся на каблуках, оставив это знание и призывно мигающую развратную рекламу Табиты где-то за спиной. Парковка была освещена слабо, зрение подводило. Чтобы приспособиться к полутьме, он принялся яростно моргать глазами.

– Привет, Макс.

Оклик настиг его, когда он моргал, и отбросил назад, в воспоминания о «Скорпионе», – в те времена и места, настолько живые, что, открыв глаза, он почти ожидал, что окажется там, в другом, более чистом времени, еще до Вайоминга.

Но этого не произошло.

Он по-прежнему был здесь, на пустой стоянке второразрядного техасского борделя, на пальцах подсыхали сопли нахальной шлюхи, а в мозгу искрилось слишком большое для нормального самочувствия количество сина.

От тени его автомобиля отделился человек – он стоял к Эдди лицом. В приглушенном лиловом свете фонарей на границе парковки фигура и лицо человека скрадывались. Но что-то в его позе нагоняло воспоминания, разбуженные голосом. Син подсказал имя, дорисовал черты на затемненном лице. Он вглядывался, пытаясь осмыслить происходящее.

– Ты?

Силуэт шевельнулся, сделав слабый жест рукой.

– Но… – Эдди мотнул головой, – ты… Мужик, ты же на этом сраном Марсе .

Человек ничего не ответил, выжидая. Эдди подошел ближе, поднимая руки для объятия.

– Когда ты вернулся? В смысле, мужик, что ты тут делаешь?

– А ты не знаешь?

Он улыбнулся недоумевающе, но искренне.

– Нет, мужик, я ни хера не имею никакого… – И тут улыбка исчезла, уничтоженная неожиданным пониманием.

Всего на миг в пустыне стало тихо, лишь по автостраде пронесся автовоз.

Эдди потянулся к животу, под куртку, нащупал рукоятку маленького кольта (модель «Гражданин»), который всегда висел у него на ремне…

Тот подошел слишком близко.

Осознание – все, что он помнил о «Скорпионах», из иных времен – захлестнуло, какое-то грустное и медленное, невзирая на скорость, с которой все летело в тартарары на глазах. Человек метнулся вперед, запястье Эдди оказалось в железной хватке, и рука с пистолетом не двинулась с места. Он выбросил левую руку, чтобы рубануть противника по горлу, или по лицу, или по – близко, слишком, сука, близко , – но тот, другой, блокировал замах, и у Эдди ничего не вышло, он не смог ничего сделать. Удар снизу выбил землю из-под ног, подсечка – и вот он уже на земле. Он в жалкой попытке откатился в сторону, лишь бы не дать этому скоту достать его ботинком, перевернулся, ствол, ну где же, твою мать, ствол…

Оружие на месте. Он снова вцепился в рукоять кольта, извлек его с рыком облегчения, прицелился, у «Гражданина» нет предохранителя, нужно только нажать посильнее, и…

Фигура стояла над ним, чернея на фоне неба. Рука опущена вниз, целится…

…и что-то опять распластало его, размазало по земле с нечеловеческой силой.

Приглушенный треск. Его уловили уши, но прошло несколько мгновений, прежде чем он осознал, что это значит. Звезды были прямо над головой. Он смотрел на них, внезапно очарованный. Звезды казались гораздо ближе, чем обычно, они висели низко, словно неожиданно заинтересовавшись происходящим.

Он захрипел, ощущая, как что-то быстро течет по груди, будто холодная вода. Он знал, что это значит. Син заставлял его мыслить с беспощадной ясностью.

Он поднял голову (это было самое трудное, что ему когда-либо доводилось делать, – череп казался каменным) и различил очертания нападавшего. Тот все еще стоял, направив на него указующий жест, будто судия.

– Я думал, ты будешь сражаться, – раздался голос. – Но для тебя это время было слишком долгим, так? Слишком долгим. Может, дело в этом.

«В чем?», – невпопад удивился он. Закашлялся и ощутил во рту вкус крови. Подумал еще, что теперь будет делать Крисси, эта сучка тупая.

– Думаю, с тобой все, – проговорил голос.

Он попытался кивнуть, но голова лишь откинулась назад, на грязное покрытие парковки, и на этот раз там и осталась. Звезды, заметил он, вроде бы потускнели, и небо выглядело каким-то более холодным, чем раньше, в нем было меньше бархатистой мягкости и больше бескрайней пустоты, которая и была его подлинной сутью.

Умереть на парковке борделя, ну какого хера…

С автострады донесся грохот очередного автовоза, он увидел мысленным взором уютный красный свет его задних габаритов, удаляющихся во тьму.