Мэри Норрис - Роман с Грецией. Путешествие в страну солнца и оливок

В магазине стояла витрина с ручками и карандашами в форме заостренной торпеды известного немецкого производителя «Штедлер». Я хотела сфотографировать их, но только с разрешения. Рассмотрев как следует карандаши, я постаралась вспомнить, как по-гречески сказать «сделать фото». В конце концов я подошла к стойке и спросила владельца буквально следующее: «Пожалуйста, могу я сфотографировать ваше большое хозяйство?» Мой вопрос прозвучал непристойно, но он, казалось, решил не делать из мухи слона. Он кивнул в знак согласия: ναι, прищурил глаза и сложил ладони, указывая на большой карандаш. «Я не хочу показывать всё», – объяснил он.

Я не могла выбрать человека, менее расположенного к общению, чем тот маниот. Я спросила, какая газета пользовалась особым спросом среди пожилых клиентов, но он отказался отвечать. «Читаю много газет, – сказал он. – Но своим мнением делюсь только со своей семьей». Как оказалось, это типичный ответ маниота. Если вы попросите кого-нибудь в Кардамили порекомендовать вам ресторан, он никогда не скажет прямо. Сначала он сделает оговорку, что кому-то он может понравиться, а кому-то нет, а потом и вовсе вернет вам вопрос, спросив, какие рестораны любите вы .

В магазине были книги Патрика Ли Фермора – мне нравилось, как его имя пишется по-гречески: Π α τρικ Λη Φ ε ρμορ, но я даже не думала читать его в переводе. К тому же у меня уже были все его книги, кроме одной – «Время хранить молчание» о жизни в монастыре, но в магазине ее не продавали. Я нашла новые тома переписки (Ли Фермор писал невероятное количество писем), но мне было бы тяжело везти все это в Штаты. А еще в магазине была биография «Патрик Ли Фермор: приключение», написанная Артемис Купер. Но вдруг мой взгляд привлекла тоненькая книжечка какого-то небольшого издательства под названием «Время пить!» Долорес Пайас. Она переводила Фермора на испанский и была частым гостем в доме писателя в последние годы его жизни. Эту книжечку я и купила.

Когда я уже уходила, владелец спросил, откуда я и кто по профессии. Я ответила, что я журналист из Нью-Йорка. Он выбрал для меня книжную закладку с изображением Платона и сказал: «Надеюсь, вы напишете много книг». Это было так пронзительно, как будто он благословил меня на мои литературные подвиги в Греции.

Я проводила больше времени на своем балконе, глядя на море, а не уходя в горы и не катаясь по окрестностям Мани. Наконец я доросла до того, чтобы оставаться на одном месте и просто наслаждаться моментом. Читая Долорес Пайас на балконе, я не без удовольствия отметила про себя, что вид, открывавшийся из моего окна, был тем же самым, в который когда-то влюбились Патрик и Джоан Ли Фермор: темно-зеленые кипарисы и нежно-зеленые сосны на крутом склоне, спускающемся к пляжу, оливковая рощица и цитрусовые деревья. Они с женой разбили палаточный лагерь на своем участке, пока планировали, а потом и строили дом. Строительство заняло три года. Ли Фермор ходил купаться каждый день, спускаясь к пляжу по грубым ступенькам, вырезанным в камне, – как и та лестница в моем отеле. У него были свои стратегически важные точки на маршруте, где он прятал палки для ходьбы. Долорес Пайас писала, что он все время держал двери и окна открытыми, и однажды к нему в дом забежала коза. Я подумала, что это может быть местный обычай: когда меня только провели в мой номер, я обратила внимание, что дверь на балкон открыта. И решила ее не закрывать. Зачем даже на мгновенье лишать себя света, воздуха, этого прекрасного вида?

Сначала местные жители отнеслись с прохладцей к чете Ли Фермор. Когда те построили небольшую хижину на пляже, ее взорвали. Тогда мэр города обратился к жителям, напомнив, что Патрик Ли Фермор был героем Сопротивления на Крите, руководил похищением генерала Крайпе. А еще мэр прислал в семью писателя свою дочь Элпиду, чтобы она помогала по дому. Джоан умерла в своем доме в Кардамили в 2003 году. Она любила кошек, и в их с Ли Фермором спальне была даже сделана для них отдельная дверца. В тот день, когда Джоан умерла, ее окружали несколько местных кошек. Что касается Ли Фермора, то он почти ослеп с возрастом и был вынужден носить специальную повязку и очки. Однако бокал с вином он всегда видел четко.

Вдоль горизонта тянулся полуостров Мессиния; на его противоположной стороне, обращенной на запад, стоял дом сладкоречивого Нестора. Это старец из «Илиады», мастер западного подхода к делу (по выражению Фицджеральда), он был владыкой Ионического моря. Современная история коснулась мессинского города Пилос, и теперь он знаменит как место решающей битвы в Греческой войне за независимость – Наваринского сражения 1827 года, когда турки и египтяне были разбиты в море войсками союзников: англичан, французов и русских. Из своего дворца, стоящего на мысе, Нестор мог бы видеть сражение с высоты птичьего полета, и, без сомнения, у него было бы мнение на этот счет. Боевые дни старого вояки были позади, он отправился в Трою как советник ахейцев. Каждый раз, когда Гомер дает Нестору слово, действие приостанавливается, ведь старик – настоящий болтун [114] Многие исследователи отмечают, что Нестор изображен Гомером не без доли иронии. . В лучшие свои годы он был «мастером колесницы», поэтому именно Нестор проводит гонку на колесницах во время похоронных игр в честь Патрокла и советует сыну крепко держаться на поворотах. Каким-то невероятным образом Нестору удалось привезти свою золотую винную чашу в Трою. Она известна по описанию в «Илиаде», а также в анналах эпиграфики [115] Вспомогательная историческая дисциплина, изучающая надписи на твердых материалах: камне, металле, кости, дереве и т. д. : на глиняном сосуде, найденном на острове Искья близ Неаполя, есть надпись, сделанная на одном из самых ранних известных науке вариантов греческого алфавита (около 740 года до нашей эры). Этот сосуд идентифицируют как чашу Нестора. Сначала кажется, что желание положить в багаж чашку – причуда старости. Но ведь наливая чай именно в свою кружку, мы чувствуем себя дома. Нестор прихватил с собой в Трою песчаный Пилос.

Нестор – один из тех счастливчиков, чье возвращение домой из Трои не было отмечено никакими происшествиями. Пересказывать несториаду – наводить сон на читателей. Возможно, его роль в «Илиаде» – дать ахейцам ту стабильность, которая позволит осмыслить собственный опыт. Конечно, все ахейцы хотели вернуться домой; любой солдат, ушедший на войну, спит и видит, как возвращается к родным. Нестор – ярчайший пример успешного возвращения. Об этом говорит и его имя: n ostos , «возвращение домой», происходит от глагола n eomai («возвращаться домой»). В слове «ностальгия» идея возвращения на родину связана с греческим словом «боль»: «тоска по дому». Именно это и движет Одиссеем.