Сергей Глезеров - Исторические районы Петербурга от А до Я

«Местность на крайнем юго-востоке Санкт-Петербурга, в конце Октябрьской набережной, при впадении реки Утки в Неву», – так определяется Русановка в «Энциклопедии Санкт-Петербурга».

Русановкой именовалась заводская слобода возле лесопильного завода крупного лесо торговца Николая Русанова в Уткиной заводи, в самом конце нынешней Октябрьской набережной. Он принадлежал к известной семье лесоторговцев Русановых, представители которой владели лесоперерабатывающими, кирпичными и солеваренными заводами, буксирами и баржами.

До наших дней от русановского завода и слободы ничего не осталось – сохранилось только название Русановского моста через реку Утку.

Само существование Русской слободы в Петербурге с первых десятилетий жизни города говорило о его особом многонациональном характере. В обычных городах на Руси не было русских слобод, потому что русские составляли основную часть их населения. В Петербурге же все было иначе – это был город, в создании которого принимали участие люди самых разных национальностей, и русские были лишь одной из национальных групп – естественно, доминировавшей.

Вначале Русской слободой называли центр города в районе Троицкой площади на нынешней Петроградской стороне. Здесь жили каменщики, переведенные на житье из других городов, а также солдаты. Со временем это название закрепилось за поселениями на другой стороне Невы – участком Литейной слободы, где на 1-й Береговой линии (ныне – Шпалерная улица) в начале XVIII в. поселились переехавшие из Москвы царевич Алексей, сестра Петра I Наталья Алексеевна, вдовы царей Федора и Ивана V – Марфа Матвеевна Апраксина и Прасковья Федорова Салтыкова. Иностранцы называли эту местность Русской слободой, а в русских документах чаще употреблялось название Московская сторона. В центре этой территории находились Литейный и Пушечный дворы.

Дворец Натальи Алексеевны в Русской слободе был самым большим в этой местности. В своем доме царевна основала одну из первых в Петербурге богаделен, дав приют и обеспечив питанием «престарелых и убогих женщин». После смерти Натальи Алексеевны в 1716 г. Петр I сохранил богадельню, а собранным в ней женщинам поручил воспитывать нищих младенцев, подкидышей. В доме был устроен «нарочный с улицы чуланчик», где матери могли оставить ребенка, не объявляя о себе.

Спустя какое-то время дом Натальи Алексеевны перешел в казну и был передан Канцелярии от строений, которая руководила всеми казенными строительными работами в столице. Возле Канцелярии стали селиться художники, во дворце Марфы Матвеевны жил скульптор Растрелли. Ныне на месте дома Натальи Алексеевны – Храм Всех Скорбящих, что на углу Шпалерной улицы и проспекта Чернышевского.

По соседству с Гражданкой располагалась большая деревня под названием Ручьи. Нынешние новостройки Гражданки давно уже поглотили это историческое место. Название Ручьев перешло к одноименному совхозу и железнодорожной станции, расположенным на значительном расстоянии от исторических Ручьев. До недавних пор по берегам Муринского ручья, близ пересечения его с проспектом Луначарского и Гражданским проспектом, еще можно было увидеть остатки фундаментов и заброшенные яблоневые сады, уцелевшие от прежних Ручьев…

Деревня Ручьи возникла в середине XVIII в. на землях муринского имения при его первом владельце Романе Илларионовиче Воронцове, который стал его владельцем с 1749 г. С тех пор и вплоть до самой революции селом Мурино, а значит и Ручьями, владел знаменитый род Воронцовых, давший России многих выдающихся государственных деятелей. В Ручьи Воронцов переселял своих крепостных крестьян из разных мест.

Трудовые будни ручьевского колхоза «Ленинская крепость». Фото 1934 г. Из архива Ф.А. Бича

Название деревни объяснялось тем, что вблизи нее протекало несколько ручьев, впадавших в Большую Охту. На военно-топографической карте Петербургской губернии 1863 г. эти ручьи обозначались под именами Муринского, Лесного, Избушечного, Брагичева и Горелого.

Деревня Ручьи начиналась примерно за нынешним проспектом Науки – они как бы плавно продолжали селение Русскую Гражданку. Деревня располагалась по обеим сторонам сегодняшнего Гражданского проспекта, примерно немного не доходя до современного проспекта Просвещения. Правда, трасса прежней Гражданской дороги не полностью совпадала с нынешним Гражданским проспектом. Дело в том, что после Муринского ручья дорога отклонялась к востоку от нынешней трассы Гражданского проспекта (примерно на 15 градусов) и прямая, как стрела, шла в Мурино, где выходила к нынешнему железнодорожному переезду между станциями Мурино и Девяткино. (Впрочем, переезд этот появился только в 1917 г., когда построили железную дорогу.) Вдоль трассы бывшей дороги до сих пор уцелели стоявшие вдоль нее ивы – их можно увидеть в районе современной Киришской улицы.

За деревней Ручьи вдали открывался чудесный вид на село Мурино, над которым возвышалась, как и сегодня, красавица-колокольня. Справа от дороги в Мурино простирались поля, а слева, примерно в полукилометре, находился эстонский хутор Рутта, за которым начинался лес. Перед войной жители хутора переселились в Мурино.

Согласно статистическим данным С.-Петербургской губернии на 1885 г., здесь насчитывалось 74 двора, 360 жителей. Действовала школа, открытая в 1869 г. По данным 1913 г. – 103 двора, 331 душа мужского пола и 361 – женского.

Кадр из фильма Игоря Масленникова «Завтра, третьего апреля…» (1969 г.), запечатлевший остатки деревни Ручьи в последние годы существования

В конце XIX в. деревня Ручьи вошла в орбиту дачных мест Петербурга. Правда, в качестве дачного места особой популярностью не пользовалась.

«Дачников в Ручьях в настоящем году очень немного, несмотря на баснословную дешевизну дач у местных крестьян и прелестный чистый воздух, – сообщалось в июле 1885 г. в „Петербургском листке“. – Совершенный недостаток воды для купания служит главной причиной, что у нас в Ручьях обыкновенно бывает мало дачников, хотя местность там очень хорошая. Сенокос здесь уже окончился, давши обильный сбор отличного душистого и хорошего сена, и если вскоре перепадут дожди, то будет и второй сенокос в конце августа или начале сентября.

На днях у нас в поле появились цыгане, которые расположились своим табором между деревней Ручьи и селом Мурином. Цыганки и дети их таскаются по дачам и, выдавая себя за болгар, бежавших в Россию от мучений турок, выпрашивают у легковерных дачников деревни и села подаяний и приношений, уверяя, что, убегая из Болгарии от преследований турок, они бросили на произвол судьбы все свои богатства и прибыли сюда без всяких средств, совершенно нищими. Носятся слухи, что цыгане теперь же появились и в других окрестностях нашей столицы, где они также выдают себя за несчастных болгар. Для предупреждения от попрошайничества и нахальства цыган считаем не лишним сообщить нашим читателям о таких их проделках».