Юрий Винничук - Кнайпы Львова

Вызвали фиакр, еле посадили пана доктора и, придерживая его с обеих сторон, завезли в дом профессора. Когда добрались на место, с помощью извозчика и шимона (консьержа) занесли больного на второй этаж. Услышав его имя, профессор в ту же минуту появился в приемной. Выслушал короткий рассказ друзей и велел отнести пациента в кабинет, а сам на минутку отлучился.

Полусогнутого беднягу положили в виде буквы «Г» на лежаке.

— Ну, все, Стась, не переживай. Ты в хороших руках. Тадзё сейчас придет и займется тобой, — успокаивали они больного, выходя на цыпочках в приемную.

Вот и профессор, одетый в белый халат. Он исчез за дверью кабинета, а обоим друзьям оставалось только сидеть в тревожном ожидании. В душе у них не было уверенности в успехе, потому что чем здесь может помочь хирург? Разве что окажет первую помощь в виде некоего обезболивающего укола, а потом направит к специалисту. Наконец, паралич не относится к легко излечиваемым болезням. Бедный Стась! И надо же, чтобы такое произошло в ресторане!

Прошло, может, минут десять, как дверь открылась, и они увидели профессора с несколько странным выражением лица. Создавалось впечатление, что он сдерживал в себе смех.

— Прошу входить. Ваш приятель здоров и ждет вас.

Ошеломленные друзья переглянулись. Не веря своим ушам, робко направились в кабинет — и увидели доктора, который сидел на лежаке фактически в той же позе, в которой они его привезли.

— Прошу встать, пан доктор, — велел профессор, и к радости друзей больной все же встал, так что не было никакого сомнения, что он выздоровел.

— Но каким образом? — удивились они. — Как вам это удалось? Что за чудо?

Островский рассмеялся.

— Сами видите, что значит, когда за дело берется известный профессор хирургии! Я осмотрел больного и понял, что он находится в уважительном состоянии опьянения. Не мог даже сам раздеться. Я помог ему. И тогда обнаружил, что он застегнул жилет за нижнюю пуговицу своих брюк. Ничего удивительного, что не мог выпрямиться. А вашему таланту убеждать я отдаю должное. Убедить человека, что у него паралич — это надо уметь!

Эту кнайпу с ностальгией описал бывший львовянин Ян Фрилинг.

«Иногда заходили мы пополудни к Кучку — в хоть и отдаленную, но уютную кнайпу на ул. Краковской, над входом которой болтался на ветру жестяной черный, поеденный ржавчиной кораблик. Первые покои занимал магазин колониальных товаров, пропитанных кислым запахом винных бочек, ароматами корней из далеких островов и запахом тех легендарных краев, о которых напоминал кораблик.

Вторые покои имели высокий потолок и были едва освещены огоньками газа, напоминали часовню, а по настроению напоминали пивоварню. Театр был недалеко, так что за столиками часто заседали актеры, заглядывая сюда после послеобеденных проб. Прелесть этого заведения заключалась в его отличии от ресторационного шаблона. Еда была замечательная, а о кухонном искусстве свидетельствовало умение превратить простое блюдо в настоящую вкусность.

Сюда в 1918—1920-е годы приходил ежедневно один толстенький пан и опрокидывал кружку за кружкой. Часто, когда кто-нибудь его видел впервые, то интересовался у пана Кучка, как он эти кружки считает, потому что не видно было, чтобы кнайпащик ставил мелом полоски после заказов этого пана.

— А-а, это наш постоянный гость, он приходит сюда каждый день. Его жилет имеет девять пуговиц. Вот он закажет кружку, и после каждой пуговицу расстегнет. Когда все расстегнет, а потом все застегнет, то это значит, что он выпил восемнадцать, свою постоянную мерку. Затем он идет еще в кнайпу пана Кребса, выпивает там еще одно темное пиво и идет спать.

Находилась она на углу ул. Батория и ул. Кубала. Зигфрид Кребс прославился тем, что имел роскошный ассортимент напитков, среди которых были водки, араки, ромы, росолисы, причем многие из них собственного производства. Особенно изысканным напитком был крупник «Гетманский» на меду и замечательная «Кунтушивка», мощь которой символизировал рисунок на наклейке — шляхтич в кафтане играючи раздирает голыми руками пасть льва. Тот же рисунок, но в несколько раз увеличенный, был на вывеске кнайпы.

Во Львове трудно было бы найти еще две такие кофейни, как «Варшава» и «Лувр», которые имели бы столько общего и одновременно столько же различий. А чем дальше, тем эти различия все сильнее проявляли себя.

Обе кофейни жили двойной жизнью, одной — днем, а другой — ночью. Причем, их активность днем была полной противоположностью вечерней. Обе находились недалеко друг от друга и открылись в одно и то же время, а потому длительный период имели характер купеческо-светских заведений. Обе должны были делиться между собой тем самым контингентом посетителей, которые, кочуя от одной к другой, прибегали невольно к сравнениям, стимулируя владельцев к еще более яростной конкуренции.

Они были как две сестры, которые хотя и не имели внешнего сходства, однако получили с рождения одни и те же условия для развития. Но позже им выпала разная судьба. И вследствие различия этих судеб с возрастом углубилась и разница их характеров.

Кофейня «Лувр» только дважды поменяла свое название (со времени постройки дома в 1913 г. называлась «Ренессанс», с 23 декабря 1926 г. — «Лувр», а с 31 августа 1935 г. — «Риц»), зато владельцев меняла множество раз (первым владельцем был известный ресторатор Лясоцкий), и за свою бурную жизнь пробовала искать счастья с каждым, как загульная девка.

В 1930-х годах многие кофейни уже потеряли первоначальный блеск своей молодости и состарились преждевременно. Некоторые, находясь в значительно лучших условиях, пытались прибегнуть к поверхностным косметическим действиям, чтобы хоть как-то сохранить свои прелести. Кофейня «Лувр» принадлежала к тем, которые, обеднев, посерев и потеряв многое из своих юношеских порывов, еще оставались на поверхности житейского моря благодаря верности своих завсегдатаев.

Кофейня «Лувр» занимала партер угольного дома на ул. Костюшко и ул. Третьего Мая, 12 (до недавнего времени — ресторан «Фестивальный»). В 1913 г. интерьер оформила пражская фирма по проекту Романа Фелинского. Зал украшало огромное полотно Ф. Вигживальского, изображавшее площадь Рынок в средние века.

В 1921 г. кофейню посетил Ю. Пилсудский. Это событие показалось владельцу кнайпы настолько знаменательным, что он на колонне, возле которой сидел высокий посетитель, разместил мемориальную таблицу с надписью «Здесь сидел 20 марта 1921 г. председатель Государства и Верховный Вождь Юзеф Пилсудский», а три места за столиком зарезервировал навсегда для офицеров.