Юрий Винничук - Кнайпы Львова

В конце XIX века отель на площади Бернардинской, 7, выглядел, как «старый двухэтажный дом с длиннющим двором и широкими въездными воротами, — вспоминал известный адвокат Степан Шухевич. — В отеле проживали приезжие гости, а на дворе стояли многочисленные повозки и сельские телеги, или запряженные лошадьми, или без упряжки, в зависимости от того, было в конюшнях отеля место для всех лошадей или, может, места не хватило. На дворе было много конского навоза, где копалось стадо кур. На телегах, накрыв лица шляпами, спали фирманы (возницы)».

Здесь останавливался Пантелеймон Кулиш в конце 1881 г.

На месте старого здания в 1913 г. архитектор М. Лужицкий построил новое.

В 30-х годах в отельный танцевальный зал начала захаживать художественная публика, приводя за собой компанию снобов и модниц. Владелец Шеффер ловко окрестил кофейню в гостинице «Циганерия», то есть «богема», чтобы, учитывая присутствие незначительного количества пластиков и актеров, собрать как можно больше богатых снобов. Наибольшей симпатией славился среди официантов некий Валюсь, который в баре угощал гостей водкой с фасолью, а каждое утро после ночной работы бегал в костел бернардинцев, где стоял на коленях в молитве перед одним из алтарей.

Оркестр здесь был небольшой и ненавязчивый, руководил им студент-химик Рудка Крупы.

За два или три года до второй войны Шеффер отказался от «Циганерии», и в пассаже Миколяша устроил с помощью талантливого пластика Сташка Микулы «Голубятню».

28 марта 1920 г. после ремонта состоялось громкое открытие ресторана гостиницы «Краковский». Имела характерные ступени, которые соединяли покои. Здесь собирались литераторы и актеры, университетская молодежь. Владелец был известным гегельянцем, и поэтому здесь часто проводились философские диспуты. Это был приятный старичок, который любил молодежь, а та, в свою очередь, тоже его уважала. Здесь, кроме карт, играли в бильярд, варцабы, шахматы, домино, потому что это была преимущественно домашняя забава.

Известный певец Михайло Голинский описывает в своих воспоминаниях, как не удалось ему пригласить в Харьков Василия Стефаника по просьбе Николая Скрыпника. «Зная характер Стефаника, я решил пригласить его на приличный ужин и выпивку. Я встретил его в Народной гостинице, где он жил, и пригласил в гостиницу «Краковскую» на ужин, на что он с радостью согласился. Пригласил я на этот ужин редактора Василия Мудрого. При этом я ему рассказал, что хочу с Стефаником поговорить и уговорить, чтобы приехал на Украину в Харьков, там хотят его пышно принять, как Москва приняла Горького после возвращения с Сицилии. Редактор Мудрый одобрил этот план, но посоветовал поговорить об этом со Стефаником только после ужина и хорошей выпивки. Я тоже был такого мнения, потому что тоже знал эту слабую сторону Стефаника.

Ужин тянулся долго. Стефаник был в прекрасном настроении. Много интересного рассказывал, а я все следил, чтобы его рюмка не пустовала, хотя сам я очень мало пил. Редактор Мудрый пил также очень мало. Когда уже ужин заканчивался, я, обращаясь к Стефанику, сказал: «Пан посол (ибо так я его всегда величал), я очень благодарен, что вы согласились быть моим гостем. А теперь прошу милостиво выслушать. Как вам, вероятно, известно, Москва восторженно приветствовала Горького после его возвращения с Сицилии, где он лечился. Ко мне обратились харьковские писатели, поэты, ученые, зная, что поеду в Галицию на каникулы, чтобы я вас, пан посол, спросил, не захотели бы вы приехать в Харьков? Там хотели бы вас так же встретить, как москали Горького».

Это мое предложение заинтересовало подвыпившего Стефаника. Он немного подумал, а потом выпалил: «Знаете, что я сделал бы, придя с визитом к Скрыпнику? Поблагодарил сначала за приглашение, а потом сказал: «Николай Алексеевич, почему у вас на высоких должностях так много евреев?»

Мы с Мудрым переглянулись, Мудрый извинился перед нами, что хотел бы уже уйти домой, так как должен закончить большую статью для завтрашнего номера “Дела”».

Обоим стало ясно, что если Стефаник, который все время жил в деревне и евреев не любил, скажет то же харьковским чиновникам, он будет иметь проблемы. И на этом идея с визитом классика в Советский Союз лопнула.

В декабре 1926 г. Стефаник вновь побывал в этом отеле. На этот раз уже на ужине после своего юбилейного вечера.

Один из старейших отелей, существовал еще в конце 1820-х годов на улице Людвика (впоследствии Легионов) напротив Оперного театра. Это был любимый отель бедной шляхты и чиновников. Играл много десятилетий роль схрона для польских повстанцев, эмиссаров и заговорщиков.

В октябре 1862 г. прибыл во Львов российский писатель Николай Лесков. Он писал: «В город мы въехали около 11-ти часов. День был пасмурный, и моросил мелкий дождик. Долго ездили по разным гостиницам и ни в одной не могли найти трех номеров вместе. Двух номеров тоже нигде не было, и фирман повез нас в какой-то тернопольский заезд. Здесь оказалось очень много номеров, но все они такие грязные, что не было никакой возможности в них остановиться. Слуга, из евреев, все уговаривал нас остаться, перечисляя различные выгоды помещения; однако мы не соблазнились этими выгодами, сели в бричку и велели везти себя снова на улицу короля Людвика, решившись разместиться отдельно в двух соседних отелях. Садясь в экипаж, я хотел посмотреть на часы и остолбенел. Шнурок от часов был перерезан, и золотого ключика уже не было. Со страхом я схватился за карман, но часы были на месте. Спасением моих часов я, очевидно, был обязан тому, что жилет накрепко был стянут сзади и не позволил их вытащить. У нас, под воротами, стояла толпа молодых еврейчиков очень подозрительных. Когда я показал лакею и нашему кучеру обрезанный шнурок от моих часов, ни лакей, ни кучер, ни евреи не сказали ни слова. Толковать было нечего.

На улице Короля Людвика нашли, наконец, два номера в отеле Куна. Номера темные, грязные и страшно сырые, стоят по одному гульдену. Недорого и плохо. Ни чернильницы, ни воды, ни необходимой посуды».

Чуть дальше писатель возмущался тем, что в европейских отелях неведомо такое российское изобретение как «умывальник со стержнем, и Европа сделала бы очень хорошо, если бы усвоила себе наше второе изобретение. Чай здесь пить невозможно, потому что его варят в кофейниках; но это еще ничего: не единым чаем человек жить может; но как жить, не умываясь? А умываться здесь русскому человеку решительно невозможно.

Во всех отелях дают продолговатую фарфоровую или глиняную лоханку, а к лоханке графин с водой, и больше ничего. Из графина наливают воду в лохань, и таким образом полощут в ней свою физиономию. Очень хорошо было бы, если бы поляки обзавелись нашими калужскими умывальниками».