Юрий Винничук - Кнайпы Львова

Преимущественно балы заканчивались под утро, а сигналом для окончания бала было появление горячего борща в горнятках (чашках).

Приемы во дворце известного пивовара п. Кисельки на Подзамче отличались большой пышностью. Начав свою карьеру очень скромно — работником пивоварни, вскоре он стал миллионером, а его знаменитое пиво пили не только во Львове, но и по всей Восточной Галиции. Пан Киселька был счастливым отцом трех симпатичных дочерей и братом трех менее симпатичных сестер не первой молодости. Во дворце на Подзамче любила гулять молодежь, приданое трех дочерей никого не оставляло равнодушным, потому-то и каждое появление семьи Киселек в Городском касино как магнит притягивало толпы золотой молодежи из мещанских сфер. Танцуя с дочерьми, парни должы были уделять внимание также и тетям, которые отличались неисчерпаемой энергией в танцах.

Поражали своей численностью рауты. Многие дома, где не устраивали балов по таким уважительным причинам, как траур, устраивали вечерние приемы. Ясно, что такие посиделки при отсутствии танцев навевали скуку на молодых людей, но отказаться от них было невозможно. Особенно, когда принимала вдова графа Агенора Голуховского в салонах своего дворца, украшенного великолепными гобеленами. Буфетик бывал традиционно скромным, сетовал современник, но считалось большой честью быть сюда приглашенным.

На раутах не только танцевали, но и играли в любительский театр и так называемые «живые образы», темами для которых были обычно исторические события.

Встречи Нового года в XIX в. не относились к семейным праздникам, редко ждали двенадцати, чтобы, встретив Новый год, наконец пойти спать, а новогодние поздравления делали на следующий день утром. Однако происходили «сильвестровые» новогодние балы, которые приходились на День святого Сильвестра.

Самыми прославленными балами, которые остались в воспоминаниях современников, были те, что происходили во дворце Львовского наместника во время каденции графа Альфреда Потоцкого (1817–1889), которая длилась с 1875-го по 1883 год. Патронессой этих балов была жена Альфреда Мария из Сангушков Потоцкая (1830–1903), которую в обществе называли по львовской привычке Альфредова. Она даже в своем распоряжении имела черного как смоль сенегальца, которого привез ее муж в 1880 г. с африканской охоты. Ровно в двенадцать сенегалец, одетый в богатый восточный костюм, ударял с жаром в гонг, возвещая торжественный момент.

У хозяйки дворца «Под Кавкой» было подробно спланированное время. Для чиновников приемы устраивались в среду и воскресенье. Вторник между 12.00 и 13.00 — это время для приезжих. Вечера по вторникам — пора для исключительных лиц по специальному приглашению Альфредовой.

После того как каденция наместника Альфреда Потоцкого закончилась, Потоцкие жили во Львове только в зимнее время, наняв дом на ул. Костюшко, 14, в котором теперь забурлил жизнью новый салон пани Альфредовой.

Ремесленники имели свои локали, бальные представления и танцы, и прежде всего собственный стиль поведения. В этих локалях в предместье больше всего танцевали польку, но также куявьяк, оберок, гуцулку, голубку, которые не были известны завсегдатаям элитных бальных залов.

Плиточники отмечали Новый год в своем цеховом помещении на Зеленой, почтальоны — на Японской, печатники — в собственном «Костре» на ул. Пекарской, железнодорожники — на Шопена, пожарные (по-львовски «помпари», потому что возили с собой водяную помпу) — на Клепарове или Замарстынове.

На таких забавах пили преимущественно пиво, потому что это был напиток дешевый и легкодоступный. Закуска специфическая львовская: флячки (мелко порезанный свиной или телячий желудок), тушеная с мясом капуста, кишка, вареники с разнообразной начинкой, жареная рыба, раки.

Поскольку музыка там играла с особым рвением, то неудивительно, что влекла к себе любителей забавы прямо с улицы. А это вызывало громкие авантюры, воспетые во множестве песен.

Студенты и другая молодежь танцевали на паркете Дворца спорта на ул. Зеленой, в «Звезде» на ул. Францисканской и в залах «Сокола» на углу улиц Зиморовича и Сокола.

Общество «Стрельница» собиралось на забавы в собственном дворце в парке на ул. Курковой, где происходили карнавальные действа, любительские спектакли и политические собрания. Стрельница имела только одну залу, которая заканчивалась сценой, где играл оркестр. Своим убранством Стрельница отражала мещанские вкусы.

«Не считая двух редут и балов публичных, прошло несколько больших забав в частных домах, не считая меньших танцевальных вечеринок, — писал Ян Лям в «Газете Народовой» в начале января 1868 г. — Надеемся, что и нынешний музыкальный вечер в Мещанском касино изменится в танцевальный и забава пойдет бойко. А вообще у нас играют лучше при меньшей толпе, состоящей из знакомых, чем на забавах публичных. Львов с этой точки зрения имеет мало от большого города. Не умеем развлекаться с людьми незнакомыми, а уж на редутах так и очень скучаем».

На каждой такой забаве верховодила какая-нибудь пани протекторка, которая занимала трон на эстраде и подавала знак к началу танцев. До ее появления никакие танцы начинаться не имели права.

Важную роль исполнял также танцмайстер, или фордансер, который проводил несколько десятков пар в танцах, потому что дело это было нелегкое, особенно если такой фордансер затевал какие-то новые комбинации мазурки.

В день визита императора в 1879 г. роскошный бал состоялся в городской ратуше. Император лично прибыл на забаву в обществе очаровательной пани Альфредовой. Сразу после его прибытия несколько десятков пар исполнило мазурку. При этом выбраны были только красивейшие дамы, чтобы император мог полюбоваться львовскими красавицами. А пан Верига— Даровский, который ту мазурку проводил, так разгулялся, что нечаянно врезался в императора, воскликнул «Пардон!» и поскакал дальше. Император ответил улыбкой, но в душе, наверное, выругался, потому что это был единственный трафунок, когда не пожелал представить ему фордансера.

Император обладал феноменальной памятью и, общаясь с львовянами, вспоминал многих по предыдущим своим визитам. Особенно заводил речь на тему, которую затевал с собеседником несколько лет назад. Внимание его величества привлекли две светловолосые евреечки, красота которых напоминала картины Гейнсборо. Император поинтересовался у пани Альфредовой, что это за крали. Пани Альфредова подошла к панянкам и поинтересовалась, как их зовут. Одна из них сказала:

— Клерман.

Но произнесла это так, что пани Альфредова услышала «Клермонт». И, удивленная, спросила:

— Пани полька?

— Да, полька, но израелитка.