Роберт Пири - По большому льду. Северный полюс

31 июля и 1 августа мы шли без снегоступов по неровной замерзшей поверхности. Некоторые из попадавшихся на пути торосов достигали футов 50 в высоту; такие сугробы обычно наметались возле выступов льда. Было также множество заструг. Поверхность заметно снижалась к западу. Затем мы мы прошли немало миль, не встречая ни торосов, ни заструг. Быстро приближаясь к Красной скале, мы пришли 2 августа к водоразделу между бассейном Кейна и областью Китового пролива. Целых пять часов мы взбирались по диагонали вверх и в 7 часов утра 3 августа достигли вершины. Пройдя несколько миль, мы, увидев знакомую землю, первую после того, как мы покинули бухту Независимости, остановились. Ветер дул с юго-востока; сегодня утром и накануне после обеда собаки постоянно нюхали воздух; их чувствительнейшие носы, очевидно, уже чуяли приближение земли. Мы завершили этот день, пройдя 35 миль. Мы все время шли в снегоступах по мягкому, но неглубокому снегу.

На следующее утро, приблизившись к земле еще на 5 миль, мы решили выйти на знакомый нам маршрут и спуститься к бухте Мак-Кормика по длинному ледяному языку между Солнечным ледником и ледником Тукту. Я намеренно взял немного восточнее, чтобы воспользоваться более ровной дорогой.

Мы беззаботно спускались в овраг к северу от Куполообразной горы; это название я дал самому северному из гигантских торосов, простиравшемуся от края внутреннего льда до вершины бухты Мак-Кормика. Солнце до такой степени размягчило поверхность глубокого снега, что наши собаки не могли перейти через него. Несмотря на все усилия и стремление попасть на обращенный к северу склон Куполообразной горы, нам это не удалось и мы были вынуждены остановиться и ждать, пока снег снова не затвердеет. Как только поверхность подмерзла, мы тронулись в путь и через несколько часов спустились зигзагами с Куполообразной горы.

Поднявшись выше, я увидел на расстоянии двух миль несколько черных объектов, перемещавшихся по снегу. Это оказалась пара саней в сопровождении партии, и я обернулся к Аструпу с криком: «Наши идут навстречу!» В этот момент наши товарищи, очевидно, увидели нас, и я услышал их приглушенное приветствие. Очевидно, в бухту пришло судно. Мы стали быстро спускаться вниз по склону, желая скорее увидеть знакомые лица. Они же, в свою очередь, сошли с возвышения, на котором находились, и вскоре я пожимал руку профессора Гейльприна и приветствовал других членов его партии, с трудом пробиравшихся по глубокому снегу.

Встреча была радостная и сердечная. Месяц тому назад «Коршун» с профессором Гейльприном и его товарищами на борту отплыл из бухты Сент-Джон на север и все это время плыл по свободным ото льда волнам. Месяц тому назад мы с Аструпом отправились на юг из долины Мускусного быка на вновь открытом северном берегу и с тех пор шли по замерзшим волнам ледяного покрова. А теперь мы встретились здесь, в этой ледяной пустыне, при ярком свете полуночного солнца, и пути наши шли таким образом, что, если бы даже мы ничего не видели вокруг, то все равно попали бы в объятия друг друга.

В разговорах с членами партии время, пока мы прошли 10 миль, отделявших нас от бухты, пролетело незаметно. В 2 часа ночи я снова стоял на краю утесов, на которые втащил сани три месяца тому назад, и смотрел на зеленые воды бухты Мак-Кормика, испещренные айсбергами, и на «Коршуна», мирно покачивающегося на якоре. Для меня это было самое восхитительное зрелище на свете. Часом позже я ступил на палубу «Коршуна» и услышал радостный возглас моей жены. Длинный белый путь подошел к концу.

Спустя два дня после моего возвращения с ледяного покрова, «Коршун» направился к выходу из бухты, и вскоре мы высадились в закрытой бухточке примерно на милю ниже Красной скалы. На берегу мы встретили наших спутников: Вергоева, Джибсона и доктора Кука. Они обросли волосами и загорели. В отдалении стояли туземцы, жившие вблизи Красной скалы; они с удивлением смотрели своими широко открытыми глазами на «капитансока», вернувшегося с «большого льда». Никогда самое дорогое, самое роскошное жилище не казалось глазам возвращающегося путника более привлекательным, чем наша маленькая комнатка, которую миссис Пири немного помпезно именовала «южной гостиной».

Санное путешествие по заливу Инглфилда, совершенное перед отправлением на ледяной покров, позволило исследовать только южные берега. Неровный лед и глубокие сугробы сделали недоступными северную часть.

Лето только началось, и «Коршун» не торопился возвращаться на юг, что давало возможность изучить неизвестные и потому такие влекущие к себе берега. Само же путешествие на вельботе летом казалось и мне, и миссис Пири, после нашей долгой разлуки, пикником, простой прогулкой, не требующей долгих приготовлений и не внушающей опасений. Поэтому в полдень 9 августа я отплыл на своем легком вельботе «Мери Пири» с теми же чувствами, с какими школьник отправляется на недельный пикник в лес. Пять моих верных эскимосов – Комонапик, Мерктосар, Ингеропаду, его сын Пудлуна и Кулутингва были гребцами, а на Мэтта были возложены обязанности повара. На корме рядом со мной сидела миссис Пири.

Погода была не особенно благоприятной: со времени моего возвращения с ледяного покрова дул сильный ветер и было свежо, а теперь над нами повисли мрачные облака. Впрочем, это не помешало нашей поездке. Обогнув массивный, красновато-серый мыс Кливленда, мы направили нос «Мери Пири» на восток вверх по заливу, и он быстро пошел вдоль южного берега полуострова Красной скалы. В нескольких милях от мыса Кливленда мы прошли мимо сверкающей массы до ледника, который мы назвали Веер, с его почти математически идеальной полукруглой лицевой стороной и такой же правильной дельтой впереди. Отсюда до Карна, который на наших картах был обозначен как мыс Акленд, южный берег полуострова представляет собой последовательный ряд полукруглых дельт, выступающих из берега перед рядом нависших ледников и образованных обломками скал. Последние сносит сюда потоками, стекающими с ледников ранним летом. Очертания этих дельт до того правильны, что эскимосы называют их «бровями».

Позади этих дельт высится ряд скругленных вершин; в долинах между ними лежат «нависающие ледники» – языки центрального ледяного покрова полуострова.

День, несмотря на темные облака, не был неприятным. Море освободилось ото льда, только местами айсберги и их обломки качались на волнах. Прошлым летом я мало уделял внимания окрестностям, а предшествующие три месяца не видел ничего, кроме ослепительного блеска «большого льда», поэтому прекрасная погода, вода, темные, хотя и пустынные, берега, казались мне почти тропическими. Многочисленные обломки распавшихся ледяных гор, нагроможденных вдоль берега пролива, казались стадами пасущихся овец.