Пьер Саворньян де Бразза - Миссия на Африканский Запад. 1883–1885. Документы и материалы

Сидят слева направо: Жак де Бразза, Пьер де Бразза, Аттилио Печиле. Стоит в центре Франсуа Ригай де Ластур. 1883–1885 гг.

Либревиль, Габон, 9 февраля 1883 г.

«Кориско» [292], которого мы ждали здесь 22 января [293], прибыл только вчера вечером. Когда я вам пишу, то вижу, как подходит другой корабль, но не английский, который иногда пересекается в Габоне с «Кориско», а тот, который отвезет почту в Европу. Все чувствуют себя прекрасно. Габон не такая уж опасная для здоровья страна, как это считают в Европе; я думаю, что ему несправедливо приписывают дурную репутацию, как и в случае с Римом [294]. На самом деле Габон в смысле климата менее вреден, чем большинство колоний на Африканском побережье [295].

Я отправляюсь в Ламбарене, где начинают входить в оборот серебряные монеты и доллары, чего до этого еще не было.

Здесь в Габоне высоко ценится настоящий коралл, мне кажется, что он популярен и на Огове, куда торговцы уже стали его завозить. Вероятно также, что в скором времени будет востребован и бабтерос – розовый жемчуг, имитирующий коралл.

Позавчера мы сфотографировались всей группой. Габонский фотограф – негр, он говорит только по-английски, носит очки, в общем, довольно умелый малый.

Наш повар тоже черный, но он просто чудо. Я бы хотел, чтобы ты увидел этого совершенно невозмутимого негра. Утром он принимает от Аттилио (Печиле) заказ на завтрак и, кажется, ничего не понимает, о чем ему говорят; он стоит неподвижно, словно статуя. А затем подает нам изысканную еду.

Мы питаемся мясом, когда оно есть, и с большим удовольствием поглощаем раков, свежую рыбу, жаренные в масле баклажаны, салат, а из фруктов, которых всегда много, прекрасные бананы и ананасы.

Позавчера в первый раз во время сытного обеда я попробовал африканский хлеб, знаменитую маниоку [296]. Что сказать о ней? Прежде всего, что ее продают в форме длинной колбаски, завернутой в банановый лист; она цвета воска; по правде говоря, ее запах не из самых приятных.

По вкусу она немного острая и напоминает резину; думаю, что я смогу есть ее вместо нашего хлеба.

Либревиль, Габон, 23 февраля 1883 г.

Надеюсь, что ты будешь доволен, узнав, что я уже переболел лихорадкой. Что касается меня, то я очень рад этому, так как знаю теперь, как она лечится и что отныне у меня будут только редкие приступы в течение нескольких часов примерно раз в месяц. Я заболел, как мне и предсказывал врач, по примеру всех европейцев, впервые приезжающих в Габон; обычно лихорадка начинается после пятнадцати – двадцати дней и длится пять, шесть, самое большее восемь дней, после чего все кончается.

Моя лихорадка продолжалась шесть дней; градусник постоянно показывал 39,5°C; после шести дней ко мне вернулся мой прежний аппетит, и вот уже с 19 февраля я вполне здоров и весел.

После меня, на день позже, заболел и Аттилио. Но на следующий день у него уже не было никакой лихорадки и появился отменный аппетит. Вывод: мы все чувствуем себя прекрасно и готовимся к отъезду в Ламбарене, это произойдет самое позднее через три или четыре дня [298]. Корабль из Гамбурга только что прибыл и привез нам все наше снаряжение.

Здесь очень много так называемого сферосидерита [299]– горной породы, богатой железом; встречается также толстый пласт (не смогу сказать, какого размера), образованный из кремнистого песка, похожего по цвету на окись железа.

Поверь мне, в этой стране геологические наблюдения – не самое легкое дело. Тропическая растительность, вероятно, чрезвычайно ревниво относится к сокровищам земли и старается укрыть их все под листьями и ветвями.

Вчера максимальная температура воздуха доходила до 28,4°C, минимальная – до 24,8°C. Сегодня у нас 28,5°C. Как видишь, жара не очень сильная [300].

Но влажность переносится тяжело; сегодня гигрометр показывает 93,7 % [301]. В этой благословенной стране все покрывается плесенью. Барометр Фортена [302], установленный на высоте семнадцати метров над уровнем моря и зафиксированный на нулевой отметке, показывает сейчас 758,05 мм.

В данный момент я кончил завтракать и возвращаюсь к своему письму. Стол уже убран, де Ластур курит сигарету, Аттилио просматривает список ящиков, а я пишу. Время от времени по моему белому листу пробегает таракан, но на него не обращают внимания, так как эти насекомые живут во всех ящиках и прячутся повсюду. С нами малыш Жозеф, сын Нгинге [303], одного из тех, кто служил у Пьера во время первой экспедиции, а теперь работает у нас. Жозеф ходит, словно гусенок. Сейчас он занят тем, что неуклюже, как жаба, прыгает по нашим апартаментам, состоящим из двух комнатушек; он совершенно голый, только на шее, на шнурке, у него висит некий предмет, похожий на толстую гаванскую сигару цвета высушенного бычьего сухожилия; догадайся, что это за сигара? А это кусок от его пуповины, который при рождении повесили ему на шею, чтобы защищать от всех детских болезней [304].

Ламбарене, 4 марта 1883 г.

Через два или три дня мы уедем во Франсвиль, куда сможем, надеюсь, доставить двенадцать пирог с грузом. Аттилио остается в Ламбарене, чтобы дождаться других лодок, и таким образом мы перевезем во Франсвиль все наши товары [306].

Мое оборудование для естественнонаучных наблюдений прибудет во Франсвиль не раньше, чем через пять месяцев.

Чтобы повеселить тебя, я опишу сейчас свою комнату, подлинно африканскую. Маленькая хижина, где я нахожусь, состоит из двух крошечных комнатушек. Аттилио занимает одну, я – другую. Решетчатые стены, как это принято здесь, сделаны из растения, которое называют бамбуком, но оно не имеет ничего общего с обычным бамбуком; это, скорее, разновидность пальмы, которую я никогда не видел. Его длинные гладкие стебли действительно похожи на пальмовые. Стебли кладут один на другой и связывают лианами так, чтобы между ними можно было просунуть руку. Крыша сделана из листьев шириной в пять и длиной в семьдесят сантиметров, их укладывают на манер черепицы и крепко связывают; такая крыша чрезвычайно легкая и никогда не течет.

Пол земляной, вместо кровати – доска с шерстяным одеялом, которое служит одновременно и матрасом, и простыней; над кроватью висит розовая москитная сетка, закрывающая меня вместе со свечой; тем не менее несколько комаров всегда проникают внутрь, а африканские комары высокого качества.

Я пишу тебе в очень неудобной позе, лежа на постели, вместо стола – книга, от всего этого болит поясница.

Мой альбом заполняется рисунками, я очень этим доволен, к тому же я замечаю, что с каждым разом рисую все лучше.