Пьер Саворньян де Бразза - Миссия на Африканский Запад. 1883–1885. Документы и материалы

Макоко, предупрежденный о моем приезде, направил ко мне посольство. Мы в спешке собрали подарки, предназначенные в награду за его преданность, и после ночного марша [187]подошли к вратам королевской резиденции [188].

Было бы долго описывать в деталях церемонию приема и вручение договоров, поэтому я буду краток.

Нужно ли говорить, что церемониал не полностью совпадал со строгим этикетом, который соблюдают в подобных случаях в наших странах?

Макоко принял меня [189]с необычной торжественностью и с чрезмерной радостью. Сначала он обратился к присутствовавшим со словами песни, специально сочиненной в мою честь, где делались намеки на слухи, облетевшие Европу и Африку:

И говоря это, он показывал на великолепный ковер и бархатные подушки, которые мы разложили на его львиных шкурах. Присутствовавшие подхватывали хором припев:

Те, кто это говорили, – лжецы.

Затем, согласно установленному порядку, Макоко поднялся одновременно со мной, сделал то же количество шагов, что и я, и крепко обнял меня как старого друга, не переставая улыбаться.

Я попросил его пригласить на вручение договоров первых королевских вассалов, чтобы этот акт состоялся в торжественной обстановке. Церемония, таким образом, была отложена назавтра [190].

Все вожди и самые знатные подданные отозвались на приглашение и явились в назначенный день. Палавра проходила под навесом из красного шерстяного полотна, как и во время нашей первой встречи. Присутствовавшие были в праздничных нарядах. И чтобы придать еще бо́льшую торжественность моменту, каждый в качестве свидетелей принес с собой ларов [191].

Необычное зрелище представляло это многолюдное собрание, эта плотная толпа, сидевшая на корточках, когда среди пестроты ярких тканей легкое движение копья или дула ружья производило эффект молнии. На общем фоне то здесь, то там резко выделялось несколько набедренных повязок из атласа или бархата, указывавших на то, что щедрые дары других белых опередили наши и что не все по примеру главного вождя имели мужество отказаться от них.

Макоко, окруженный женами и приближенными, восседал на львиных шкурах, небрежно облокотившись на подушки. Напротив – в нескольких шагах от него – Мпоонтаба, один из его первых вассалов [192], и остальные вожди, сидевшие на леопардовых шкурах, ожидали, когда их король подаст знак начинать палавру. Мы расположились между этими двумя группами, немного в стороне. Не вставая, Макоко приветствовал всех и объяснил в нескольких словах цель собрания. Затем каждый вождь, начиная с Мпоонтабы, на коленях дал клятву верности Макоко как единственному истинному вождю, единственному владыке и суверену всех земель батеке.

Все, как и прежде, заявили, что счастливы и горды находиться под защитой нашего флага и поклялись в преданности на своих фетишах и манами [193]своих предков. Я в свою очередь сделал краткий экскурс в прошлое. Мои люди взяли на караул, отдали воинскую честь, и я вручил Макоко договоры от имени Франции.

Официальный протокол был составлен и подписан, и все направились в импровизированный «холл», где каждого из присутствовавших к его огромной радости ожидал наш подарок, причем с указанием имени. Возгласы удивления, крики восхищения, слова благодарности, не умолкавшие среди этой подвижной толпы любопытных, создавали шумную атмосферу веселья; затем все разошлись, счастливые, с дорогими дарами в руках.

Де Шаванн остается в Браззавиле • Его умелые действия • Охота. Сто один слон за три дня • Возвращение во Франсвиль по суше • На паровом судне по Верхнему Конго [194]• Встреча с Долизи, прибывшим по Ниари • Я посылаю его на восток • Задержка на побережье (декабрь 1884 г.)

Пришлось задержаться у Макоко еще на несколько дней, чтобы помочь ему разрешить споры, возникшие между некоторыми его вассалами после моего последнего визита.

Де Шаванн стал моим посланником; и я радовался, что у меня появился дипломат нового типа: его первые переговоры увенчались успехом. Во время моего пребывания у Макоко я не мог, как и прежде, пожаловаться на недостаток внимания; королева Нгасса и ее служанки окружили меня трогательной заботой.

Я готовился к отъезду. Во время палавры, на которой присутствовали только главные вожди, было решено, что в то время как я поплыву в Браззавиль по Конго, Мпоонтаба, получивший от Макоко необходимые полномочия, отправится туда по суше, чтобы от имени своего короля торжественно передать под мою власть земли и управлявших ими субвассалов. Надо сказать, что Мпоонтаба – тот самый главный вассал Макоко, который, по слухам, якобы сверг своего повелителя [195].

На следующий день мы были у Балле; два дня приготовлений, и я с Балле и де Шаванном на паровом судне в сопровождении дюжины пирог отправился в Браззавиль [196].

Мы встретили там теплый прием [197]. Меня не забыли, и два дня спустя после нашего приезда те самые туземцы, которые отвергли предложения Стэнли и служащих Ассоциации и которые решительно отказались допустить на свою территорию даже достопочтенного отца Огуара и его миссионеров [198]; те самые дикари, которые, как говорили, должны были выставить меня за дверь, выказывали мне все знаки уважения, хотя я не сделал им ни одного подарка. Они даже согласились уступить мне за ничтожную сумму – менее двухсот франков – небольшую деревеньку, в хижинах которой разместились мои люди. Она располагалась на открытом пространстве и доминировала над рекой, и мы решили, что это самое подходящее место для новой станции Браззавиль.

Браззавиль, о котором мы так часто упоминали, находится на вершине достаточно широкого холма, возвышающегося над Конго и круто обрывающегося осыпью глинистого песка в ста метрах от берега. Холм кажется первым препятствием, на которое натыкается река; обходя его, она устремляется в первый водопад. С его вершины можно объять взором все пространство Стэнли-пула [199]и цепь высоких гор вокруг него. Район густо населен, климат здоровый, а постоянно дующий с запада ветерок приносит относительную свежесть с плато, мимо которых он проносится [200].

В момент моего отъезда из Европы некоторые иностранные газеты утверждали, что на Конго меня ждет «горячая встреча»; они оказались правы. Но не в том смысле, который они вкладывали в эти слова. Нас действительно принимали там очень тепло и сердечно [201].

Находясь под сильным впечатлением от такого приема, Балле покинул нас и отправился в Европу… [202]

Мы устроили станцию на правом берегу реки как раз перед первыми порогами. Напротив нас – на левом берегу – Международная ассоциация основала три или четыре станции, в том числе Леопольдвиль [203]. Все эти посты находились на территории, управлявшейся субвассалами Макоко, и, следовательно, не обладали, по сравнению с нашим, абсолютной экстерриториальностью, как того хотела Ассоциация. Желая прояснить до конца наши взаимоотношения, я попытался начать переговоры с представителем Стэнли. Однако на все мои предложения встретиться мне отвечали молчанием.