Андрей Бородин - АКОНИТ 2018. Цикл 1, Оборот 2

Офицер, похоже, вообще не спал.

— Готов? Пошли.

— Капитан? Прямо сейчас?

Они миновали ахтер-люк и остановились перед грузовой камерой. Капитан вставил ключ, налёг на маховик двери — запорный механизм нехотя поддался.

Они зажгли фонари.

— Немного контрабанды, — опередил мысли офицера Мюрт. — Подвоз дворянства не приносит много денег.

Крипджосс прошёлся вдоль деревянных ящиков; из некоторых торчали уголки целлофана. «Ориент» — значилось на плёнке.

Потом офицер увидел катер на балочной конструкции. В свете поднесённого фонаря он маслянисто блестел. Крипджосс взобрался по приставной лестнице и с какой-то куртуазной влюблённостью провёл рукой по панели управления.

Мюрт усмехнулся, глядя на яркие офицерские штаны Крипджосса, куртку с серебряной тесьмой и рукоять револьвера, заткнутого за пояс, — всё это смотрелось нелепо на фоне машины, которую, как и другую «энергетическую» механику, запрети-ди полвека назад. Запретить-то запретили, но… Адам отказался от яблока?

— Двигатель с высокоэффективной системой улучшения сгорания топлива, — с гордостью сообщил капитан.

— Топливо, — сказал Крипджосс, словно ругательство и таинство одновременно. — Катер. На нём можно сделать миллион.

— Полтора. Или пять лет в камере с дырой в полу.

— Зачем вы мне это показали?

— Беру в долю. — Капитан уже не улыбался. — Только бы увидеть землю.

Он передал офицеру фонарь и вскрыл один из ящиков. Крипджосс увидел пузырчатые целлофановые упаковки вперемешку с картонными коробками в два спичечных коробка размером.

Офицер извлёк электронные часы. Таких он никогда не видел, как и других, где вместо стрелок — окошечко. Но слышал, разумеется.

— Надеюсь, ещё работают, — сказал Мюрт.

Он разорвал картонку и высыпал на ладонь четыре металлические «таблетки». Сковырнул ногтём гравированную крышечку. На дисплее загорелись цифры.

— Порядок.

При помощи боковых кнопок он выставил время: 7:00.

— Но сейчас. — начал офицер.

— Реальное не важно. Хочу кое-что проверить.

Разделительное двоеточие мерно пульсировало между цифрами «7» и «00». Прошло три минуты — капитан считал по ударам сердца — цифры не изменились.

Матросы ели молча. Тишину нарушил старый моряк с заячьей губой. Он посмотрел на свою руку, на татуировку Топорга — синий Бог моря задумчиво сидел на синем якоре — и сообщил, что вчера видел графа Долунга. Тот стоял на мостике и раздавал приказы, а под мачтой лежал чешуйчатый труп леди Миалы. Призрак графа. Призрак леди. Они словно накладывались на корабль. А потом призрак сигнальщика крикнул графу, что видит землю. И граф, колеблясь в зеленоватом мареве, истончаясь, хохотал.

Он нас проклял, сказал матрос, он украл у нас сушу.

Никто не прокомментировал рассказ старого моряка. Промолчал и Мюрт, который второй день обедал вместе с командой в столовой.

Виски пользовался большой популярностью. Как-то незаметно Крипджосс и Мюрт перешли на бутылку в день. На каждого. И при этом не могли похвастаться пьяной отрешённостью, спасительным забвением, способным оградить от однотипности дней, призрачной потерянности команды, которая выполняла свои обязанности без вмешательства капитана. Мнимое течение времени — стук волн за кормой.

Они напивались, но оставались рассудительными и мрачными. И словно уже не могли существовать без привычного шума в голове, который появлялся после второго стакана.

Двадцать восьмой день «Эцитон» преследовал маяк.

— Что со звёздными картами? — спросил офицер. — По-прежнему?

Капитан кивнул.

— Разве что зад ими подтереть. Некоторые созвездия я никогда не видел. Словно у меня украли небо.

— У нас.

— У «Эцитона».

Настенный фонарь делал их лица оранжевыми. Мюрт долго смотрел небольшой четырёхугольный иллюминатор, мысленно огибая взглядом борт, скользя под брусьями над безразличной водой, чтобы увидеть точку на горизонте, метнуться к ней, освободившись от клетки корабля… и достичь, узреть, как вырастает стебель маяка, каждую секунду концентрирующий и излучающий свет, взлететь на его вершину, призраком проникнуть за вращающиеся линзы. Кого бы он мог увидеть внутри башни? Смотрителя, приводящего в движение часовой механизм? Смеющегося графа, приглашающего за стол взмахом культи? Плоть от ила твоего.

Капитан отвернулся от иллюминатора.

— Вчера я подслушал разговор, — сказал офицер. — Матросы верят, что мы мертвы и плывём к последней бухте.

— Чушь.

Офицер повёл плечами.

— Они говорят, что четыре недели назад граф набил наши черепа икрой устриц. И теперь мы видим сны Придонной Королевы.

— У нас массовые послесмертные галлюцинации? — капитан издал придушенный смешок.

Крипджосс сделал глоток и криво улыбнулся.

— Кто его знает, что такое смерть? Матросы треплются о сорока днях, о непонимающих душах, которые бредут эти сорок дней к Большой Раковине.

— Или плывут.

На этот раз никто не засмеялся.

— Уж не барон ли разносит подобные мысли, — сказал Мюрт после паузы. — Как думаешь?

— Религия барона ограничена часословом, на котором он помешался после… той ночи. А в нём нет ничего страшнее христианского календаря и красочных миниатюр.

— Ты видел, что он сделал со своей головой?

— Ага. Баталёр лично сбривал то, что осталось после ножниц Лайфо-Дрю.

— Что думаешь о маяке, Крипджосс.

Офицер подумал.

— Он меня пугает. Знаете, как свет в окне пустой комнаты.

Ветер усиливался. Парусина стонала под ударами невидимых кулаков. «Взять рифы», — собрался крикнуть капитан, но матросы уже трудились на мачтах и палубе, уменьшая парусность.

— Грот и фок на гитов! — крикнул чёрный матрос, похожий на морского конька, и через несколько минут рангоут осиротел.

Мюрт сплюнул под ноги. Этому кораблю не нужен капитан. Он просто существует, меланхолично, как прилипшая к камню улитка, и делает вид, что движется вперёд — к цели, оставляя за собой кильватерную струю пенных испражнений.

Лица матросов не выражали никаких эмоций. Иногда казалось, что солнечный свет пронзает их насквозь. Барон Лайфо-Дрю сидел на корме: на коврике, по-пластунски, возведя руки в небо. Рядом сидел кок, видимо, постеснявшийся поднять руки. Барон и кок пели молитву.

«Заложить бы сейчас оверштаг, — подумал Мюрт, — приложить этих богомолов о борт».

Тихо подошёл Крипджосс. Или же стоял какое-то время рядом.

— Там, где я вырос, есть легенда о Большой Белой Рыбе, — сказал офицер. Он смотрел на огонёк вдали.

— Карабос? — когда-то капитан гордился тем, что знал личное дело каждого члена экипажа.

— Малый Криж. Большой рыбацкий посёлок, где знают о рыбе и море всё.