Д. Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

тревогу, Кабал прошагал на главную улицу балагана.

Теперь Барроу перемещался неслышно, вдали от чужих глаз, но то, что он видел, служило

поводом для беспокойства. За свою жизнь он провёл много времени в местах, где идёт тяжёлая

физическая работа и привык к их ритму и нюансам. Здесь же ничего подобного не было. В городе,

зайдя в пивную, он спросил хозяина, что за люди их рабочие? Тот только пожал плечами — он

понятия не имел. К нему ни один не заходил. Барроу решил, что это в высшей степени ненормально.

Если только Кабалы не нанимали в свой балаган одних квакеров, мусульман и всяких прочих

трезвенников, он не знал, как это объяснить. Разве что, как дико это не звучит, они попросту ничего

не пьют. Доверившись чутью, он заодно зашёл в продуктовую лавку и задал там пару вопросов. Да,

ярмарка закупала продукты, но далеко не в том количестве, какое могло потребоваться для такого

большого числа сотрудников.

— Они сидят на голодном пайке, — с жалостью сказал торговец. — Тем, что они купили, и

двадцатерых не прокормить.

Взглянув на двоих крепышей, стоявших около колеса обозрения, он нашёл мысль, что здесь

кто-то голодает, очень сомнительной. Он смотрел, как они улыбались и махали толпе проходящих

мимо подростков. Затем произошла ещё одна любопытная вещь.

Едва толпа пропала из виду, рабочие неподвижно застыли. Барроу решил, что они что-то

увидели, и прикрыл глаза от яркого, разящего света гирлянд, но смотреть было не на что, и через

секунду он понял, что они и не смотрели никуда. Там не было ничего и никого. Не для кого

притворяться, не перед кем изображать живых людей.

Барроу мог бы дождаться кого-нибудь ещё, чтобы проверить свою гипотезу. Он мог бы

походить мимо них, обойти вокруг и посмотреть, как они будут реагировать на его перемещения. Мог

бы, но не стал. Эта затея вызывала у него не больше охоты, чем мысль прополоскать горло

очистителем для унитазов. По своему обширному опыту он знал, что "от греха подальше" – чудесное

место, пребывать в котором полезно, и хотел сохранить право на его аренду так долго, насколько это

в человеческих силах. Метания в разные стороны перед парой огромного роста существ, у которых

есть руки и ноги, и которые правдоподобно изображают из себя людей, могут быть истолкованы как

провокация. “Поспешишь — людей насмешишь” — таков был неофициальный девиз служащих

полиции, во времена, когда у него ещё было удостоверение. А если эти люди выглядят так, будто

запросто откусят тебе голову и выплюнут назад шею, это крайне полезный совет.

Вместо этого он снова скрылся во тьме, чтобы собрать больше информации. Он не мог строить

предположения без фактов. Уж если Фрэнк Барроу выстраивает версию преступления, то и

миллиарду адвокатов не под силу его развалить.

Вглядываясь во тьму и прислушиваясь у приоткрытых дверей, он не обнаруживал никаких

признаков вполне ожидаемой закулисной жизни. Всё казалось мёртвым, когда горожан не было

поблизости. Никто не разговаривал, никто не двигался (хотя, он был уверен, что услышал, как

несколько человек одновременно выдохнули, когда компания посетителей покинула комнату с

убийцами в "Разуме социопата"). Всё казалось мёртвым. Окоченевшим. Шестерёнки идеи, которая

начала формироваться чуть раньше, стали сцепляться друг с другом. Ему совсем не нравился вид

механизма, что они собой составляли. Он выглядел чересчур фантастичным, как кардиостимулятор,

сделанный из пробкового дерева и жевательной резинки. Здесь наверняка какая-то ошибка. Вот

только где — непонятно. В конце концов, если ты видишь существо с четырьмя лапами, оно лает и

хочет быть лучшим другом твоей ноги, то тогда, вероятнее всего, это собака. Барроу полагал, что у

него достаточно косвенных доказательств, и что, если бросить резиновую кость, эта отдельно взятая

мысль принесёт ему её всю обслюнявленную. У Барроу возникло неприятное ощущение, что он всё-

таки правильно понял, что здесь происходит.

— Я знаю вас, — тихо произнёс голос у него за спиной.

Барроу резко обернулся и увидел Хорста.

— Вы Фрэнк Барроу. — Хорст примирительно поднял руки. — Я не причиню вам вреда,

честно.

Барроу только затем осознал, что принял боксёрскую стойку. Смутившись, он что-то буркнул и

выпрямился. Хорст скептически на него посмотрел.

— Я почему-то думал, что вы мэр Пенлоу или вроде того. В ваши обязанности входит шнырять

по ярмаркам?

— Как давно вы за мной следите? — спросил Барроу нарочито грозно для пущего эффекта. Ему

требовалось время, чтобы прийти в себя от удивления.

— Я? Да я просто гуляю. То тут, то там...

Тут глаза словно подвели Барроу: Хорст превратился в продолговатое размытое пятно, и вот он

уже стоит на расстоянии двадцати футов.

— Повсюду, — сказал он, внезапно появившись всего в двух шагах от него.

Барроу вытаращил глаза. Он и раньше видел ловкие трюки, но этот затмил их все.

— Как вы это делаете? — выдавил из себя он.

Хорст пренебрежительно пожал плечами, как будто это было не сложнее, чем пошевелить

ухом.

— Практика. Природный талант. Сверхъестественные способности. Кто знает? Кого это

волнует? Меня — нет, и вас не должно. А вот ответить на мой вопрос не мешало бы

— Я не делал ничего плохого, какое вам дело?

— Может, ничего плохого вы и не делали, но вполне вероятно хотите. Некоторые авторитетные

источники считают, что в моральном отношении мысль эквивалентна её осуществлению. Как по мне

— это что-то из устава фанатичных самобичевателей. Можете ли вы назвать себя человеком высокой

морали, мистер Барроу?

— Что? — Барроу обдумывал пути отхода, и вдруг понял, как бессмысленно пытаться убежать

от человека, который может преодолеть звуковой барьер в домашних тапочках. — Когда-то я служил

в полиции.

Хорст поднял брови, демонстрируя вежливый интерес.

— В самом деле? Это, конечно, хорошо, но на мой вопрос вы не ответили.

Барроу безропотно исправился:

— Думаю, да. А вы, мистер Кабал?

— Это брат мой — "мистер Кабал". Меня называйте Хорст. И да, я человек высокой морали.

Он повторил эти слова ещё раз, как будто только сейчас понял их справедливость.

— Я человек высокой морали. Некоторые вещи нужно сделать, какими бы сложными они ни

были. Забыв пословицу про воду и кровь. Мне нужно об этом забыть. А вы, — он посмотрел Барроу в

глаза, и внезапно тот понял, что не может двигаться, что едва способен даже дышать, — почему вы

пришли сюда, раз так напуганы?

Барроу хотел было сказать что-нибудь отважное, но его мышцы отказывались повиноваться.

Хорст продолжил.