Дмитрий Притула - Человек из очереди

Маня даже и шептунок пустила, мол, брат подкупил докторов и те выдали нужную справку, а так-то мама еще о-хо-хо и буквально все помнит. Когда шептунок дополз до Виталия Андреевича, он, понятно, обиделся. Не веришь мне — давай вместе свезем маму к любым докторам, кто же признает ее здоровой, если она неделю ищет фату, если, Маня, она не найдет фату, то не сможет выйти замуж, а если не выйдет замуж, то и нас с тобой не будет, Маня, и это для мамочки большое горе. Она ведь хочет, чтоб мы были, и для этого обязательно надо найти фату.

Тут Маня признала свою ошибку. Ей ли не знать, на месте у мамани сознательное понимание жизни или нет. Прошу тебя, Маня, не дергайся, всем поровну — это как раз справедливо. Ты вон телик цветной купила и вещей разных, и Маше шубу дорогую (да, купила, думала, в шубе дочь быстрее выйдет замуж, но нет), и на старость небось кое-что осталось. И еще заметь, Маня, мамочка живет у меня, но ведь я не прошу у тебя денег на ее содержание, а будешь дергаться — попрошу и самым законным порядком.

Ну, старший брат, глава семьи, он и должен быть строгим в семейных делах. Нет, что ни говорите, а денежки людей портят. Это вот бедняк гол как сокол — поет-веселится. А стоит завестись денежкам, как человек начинает считать, вот у него столько-то, а у другого побольше, и, что характерно, всегда замечает, у кого больше, и ведь никогда не скажет: а у того вон меньше. Нет, не скажет, хорошо, что у детей Юши деньги появились, росли ведь без отца, теперь им полегче будет на ноги становиться. Нет, всё обиды, а чего это младший сын Юши машину купил, это же родительский дом начало начал, а не дедушко-бабушкин, и фигли это он на чужой, в сущности, машине разъезжает.

Да, а тут цены прыгнули до небес и там, в космических далях, принялись выписывать немыслимые вензеля, и то, что Маня оставила на старость, в одночасье превратилось в горстку золы. Да, и это обидно. Но так было у всех, и все вопили: обокрали, объегорили и даже обгайдарили. Да, но Мане, видать, особенно обидно было — все ж таки дом родной. И вот — горстка золы.

Цены, значит, прыгнули до небес, и как вспомнит Маня, за какие цены дом продали, так стонет, словно у нее клещами тащат здоровый зуб. Видать, что-то в голове у женщины перемешалось, если, к примеру, дом продали за сто тысяч, но это, к примеру, коммерческая ведь тайна, но сейчас за него можно было взять два или три миллиона. Так чего же это мы, дураки, взяли сто тысяч, если могли взять два или три миллиона. Вот так странно она рассуждает. Исключительно в свою пользу.

И однажды Маня даже сообразила, что брат договорился с покупателями, мол, обозначим одну цену, а продадим за другую. Налог платить меньше, а разницу себе в карман. Нет, если б сестре и племянникам, это нормально, но ведь он исключительно в свой карман положил. Точно — так оно и было. Да, инженер-полковник, а какой хитрованище. Молодец. Сама Маня именно так бы и поступила.

Она к брату: раскрыла твои козни, отдай и не греши. С детьми Юши можешь не делиться, а сестру, родную и младшую, не обидь.

Виталий Андреевич даже за сердце схватился. У меня офицерская честь, кричал, у меня достоинство, как ты могла такое подумать, я же твой брат родной. Одумайся. А чего мне одумываться, если я и так знаю. И ты можешь это доказать? Тут Маня, понятно, сообразила, что доказать она ничего не может, не идти же к новым хозяевам дома, мол, а скажите по секрету, как дело-то было, они ведь и разговаривать с нею не станут. А могут еще и выкинуть далеко за пределы дома. К слову, ее родного дома.

Ты себя, Маня, ведешь не как сестра, а как аферистка. Поэтому так. Пока не одумаешься, ко мне не приходи. Нет у тебя старшего брата, нет, забудь про него. Захочешь маму видеть — позвони, я тебе ее сразу привезу. А хоть на месяц. А теперь дуй из моего дома. А то у меня инфаркт будет. Я и так из-за тебя плохо сплю. А мне свое здоровье дорого.

Это Маня как раз понимала: брат любит маманю, и ему дорого здоровье.

Дальше так, дальше дело странное пошло. В общем, однажды Маня похитила свою мамашу. Ну, она знала, что днем маманю выводят во двор, и несколько часов она там вольно и общедоступно сидит. И вот однажды Маня попросила детей Юши привезти маманю. Нет, не сказала, похищаю, нет, ваша бабушка сидит во дворе и ждет, что вы привезете ее ко мне. Ну, те и привезли. Бабуля им рада и едет повидать любимую доченьку.

Ну вот. А когда жена Виталия Андреевича спустилась за свекрухой, той нигде нет. Переполох — мама пропала. У нее ведь не вполне ясное понимание жизни, куда-нибудь ушла и заблудилась. Бегают по городу, по парку, в милицию, в больницу. Нет мамы! Что делать? Повесили объявление — пропала старушка, ушла и не вернулась, вознаграждение гарантируем.

Наконец Виталий Андреевич звонит сестре, та ведь должна знать правду, какое горе, мама пропала. А Маня так это весело говорит: и вовсе не пропала, теперь она у меня будет жить. А чего ж не предупредила и забрала без вещей? А я ее не забрала, а ее, это называется, похитила. И ты ее больше не увидишь. Ты меня выпер? Выпер. А теперь я тебя выпираю. А то ты больно хитрозаденький, дом толкнул, а деньги заграбастал. Маша очень сердится, что я маму привезла, и она требует, чтоб ты ту денежку, что захоботил, нам отдал. А так Маша лютует. Но ведь это шантаж, Маня. А называй как хочешь, но если я сказала, так то уж перетакивать мы не будем.

Ну, Виталий Андреевич едет к Мане, а та дверь не открывает, поглядывает в глазок и повторяет то, что уже откричала по телефону. Покуда денежку не отдашь, маманю не получишь. И жду я от своего брата тысяч так пятьдесят. Одумайся, Маня, это же не шуточки, оставь ты эти игры ради группового эгоизма и материальных амбиций, не превращай родную мать в заложницы.

И начал в дверь ломиться. А Маня грозит милицией, не хулигань, прошу, маму за просто так, на халяву не получишь. Ну, пусти хоть глянуть, здорова ли мамочка. Пустила, но не дальше порога. Мама сидит на кухне и чай пьет. Улыбается, понятно, ведь сын родной пришел. Да, но сидит в одних трусиках и маечке. Ты что ж это, Маня, мамочку в таком виде держишь? Так ведь жарко, а топят как в лютый мороз. Да, а сестра и племянница заняли боевые позиции, и ясно, мамочку не уступят, если что, и глаза выцарапать не постесняются. Ну, бросил в сердцах: одной — дура какая, другой — экстрасенка хренова, и ушел. Сел на лавочку во дворе и не знает, что делать.

Тут главное: мамочку до слез жалко. Маечка-то грязненькая. Не ухаживают эти поганки за мамочкой, гулять не выводят. Да еще, поди, голодом морят. Ну что делать? Ну вот что делать?

Ну, Виталий Андреевич в милицию, так, мол, и так, родная сестра, похищение, заложница.

Ну, те через сколько-то дней сходили, а Маня говорит, нет, не похитила, а забрала, поскольку брат плохо обращался с матерью, он не кормил ее, и поглядите, какая она у нас буквально худенькая. Божий прямо одуванчик. У меня претензий к брату, помимо мамы, нет, он — опекун, но с ролью своей не справился. Когда пробудится в нем сыновий долг, отдам, не пробудится — переоформим опекунство. А пока мамочка поживет у меня. Нет, я встречи не запрещаю, это мы с ним решим в рабочем порядке, но в определенные дни и в моем присутствии.