Николай Боков - Пик Доротеи

Глухой ночью в пустом — заставленном мебелью — доме Клаус заканчивал карьеру мужчины, превращаясь в философа, подводя итог — дойдя до края страницы и не зная, удастся ли, нужно ли писать далее.

«Мой голос слаб, — подумал Клаус. — Мне есть что сказать, но не дано перекричать разносчиков пирожков и лимонада, глашатаев общих мест».

Он лежал на постели под балдахином, на ощутимо твердом — для здоровья полезно — матрасе. И засыпал умиротворенно, повторяя слова письма. Признав, что не сумеет среди тысяч бумажек отыскать ту, которая ему объяснит тайну сестер. И будущую жизнь его самого, коль скоро она связалась с их существованием.

Перенесенный в сон, Клаус очутился в огромной коммунальной квартире, она казалась ему недосмотренным сновидением, и он мучительно вспоминал начало его, чтобы понять, зачем он тут. Коридор его детства уходил в безграничную даль, двери комнат открывались слева и справа, оттуда выглядывали люди, пары и одиночки. Выглянуло знакомое личико девочки школьницы, он обрадовался, вспомнив, что был тогда влюблен в нее, и она отвечала знаками взаимности, но он не решался.

Кто-то открыл кран, и вода зашумела в трубе, хуже того, это был спуск воды в туалете, с характерным клокотанием 50 годов. Клаус просыпался и ужасался, сообразив, что спит совсем в другом месте и в другую эпоху, что он один в этом доме, но дом не пустой, труба водопровода еще скрипела и жалобно взвизгнула, замолчав.

Он побежал к окну и пытался открыть его, вспотевшие руки скользили, он дергал за ручку панически, хотя за ним не гнался никто. Подумаешь, всего-то кто-то справил нужду в глубине страшного дома и вернулся к себе.

Окно поддалось, и живое молчание ночи его обняло, успокаивало, свежестью веяло от далекого озера, дрожали отражения городских фонарей на воде, и спокойный голубоватый пунктир их висел ярусами на склоне, собираясь в нижнем городе в горсть.

Его решимости дождаться Доротею как не бывало, он надеялся теперь дожить до утра и бегством спастись. Хотя возможности дома он не все изучил, он едва приступил к библиотеке, чтобы прочитать хотя бы корешки и страницы заглавий. Доротея ведь знала, что ему не выдержать. Размышляя о странностях жизни, прислушиваясь ко всем звукам, ожидая, Клаус с облегчением заметил просветлевшую полоску на горизонте, разрезанную темными вершинами. Спасительный рассвет начинался. Он опять уцелел. Впрочем, может статься, никакого риска и не было?

— Можно уже пить чай, — сказал Клаус вслух. Закрыв окно и свет погасив, с облегчением он пробирался по коридору, освещая себе путь телефоном, довольный, что возвращаться сюда не придется. Апартамент Доротеи он закрыл и запер на ключ — торчавший в замочной скважине. Откуда он? Разве он там раньше торчал? Клаус вспомнить не мог. Этот только что замеченный ключ его еще подстегнул. Он поспешно собрал свою сумку и вышел в салон. Там он сидел, радуясь обществу засипевшего кипятильника.

Он выпил чаю. Едва на улице профырчал первый утренний автомобиль, он оставил дом, захлопывая двери и чувствуя возвращение свободы, едва не похищенной чужим прошлым, уже громоздившимся ему на плечи.

На улице его догнал далекий телефонный звонок, настойчивый, уверенный в скором ответе. Он подождал, колеблясь, но вспомнил, что вернуться не может. И пошел облегченно прочь.

Звонок догнал его в поезде.

— Что такое? Клаус, где ты? — слышался голос Норы, удивленный. — Ты уехал?

— Ты не улетела? — спрашивал Клаус, не менее озадаченный.

— Сижу в аэропорту: авиация остановлена! — спешила рассказать она. — Передали, что заработал какой-то вулкан! Тут еще говорят, что русские сбили какой-то самолет! Сейчас начнется война! Ах, какой ужас: у меня в телефоне кончается батарейка!

— Ты шутишь? — не понимал Клаус.

— Где Доротея? Я буду

Голос Норы исчез. Его ответный звонок не достиг никого.

— Алло, Клаус! — кричала Нора в бесполезный теперь телефон. На нее оглядывались скучавшие пассажиры, густо сидевшие на полу, а некоторые уже и устроились полежать и даже заснули. Никто ничего не знал. Некоторые звонили куда-то, другие, открыв ноутбуки , рыскали в интернете, ища объяснения.

Вытянув шею, Нора смотрела через плечо сутулого господина. На экране дымились обломки, изображенье дрожало, перемещалось. Снимавший, похоже, сам бежал и дрожал. Человек в светлой рубашке возник из обломков самолета, послышался выстрел. Он упал обратно.

— Ради Бога, что это такое?

Владелец ноутбука повернулся к Норе медленно, быстро взглянул ей в глаза и, успокоенный, пожал плечами:

— Крушение польского самолета… Говорят, он задел в тумане верхушку сосны.

Радио аэропорта заговорило рассудительным, успокоительным тоном. Женщина-невидимка извинялась за причиненное неудобство, она брала на себя ответственность, она сочувствовала и обещала исправить положение. Компания сожалела о том, что мирный исландский вулкан начал извержение пепла. Самолетам лучше пока не летать ради безопасности пассажиров.

Людское море притихло, слушая, а потом опять зажужжало и зарокотало в разговорах. Нора вышла из здания. Небо безмятежно синело. На высоте шли эскадрильи самолетов, должно быть, военных, держа курс на северо-восток. Нора набрала номер Доротеи, но та не ответила. Да и ее собственный телефон пикнул и погас.

Она прогуливалась вдоль стеклянной стены, ожидая, что решение сложится само. Ждать, пока пепел рассеется? В пепле ли дело? Не вернуться ли в Цюрих? Там пропала сестра. Узнать, почему все разъехались.

Возле столиков кафетерия стояла очередь в ожидании кофе. Половину очереди занимал огромного роста мужчина в кожаном пальто. Его лицо показалось Норе знакомым: ну конечно, это был брат пианистки в оркестре Меклера. Концерт вспомнился ей, триумф Доры, кипение белых манишек на черной поверхности фраков. Но вот имя его очень сложное…

Нора не помнила имени Карнаумбаева. Не всякий западный человек сумеет его сразу запомнить. Он вздыхал тяжело и мрачнел, возмущенный известием о пепле вулкана, не веря ему, подозревая, что им подсыпают что-то другое, — он с юности знал, как это делается. Чашка кофе в его пальцах казалась наперстком. Он смотрел на куски торта, выставленные в стеклянном шкафчике кафетерия, и иные подумали, что он примерялся — не съесть ли? Однако он наблюдал за двумя молодыми людьми, стоявшими у стены неподалеку. Он уже видел их дважды в зале ожидания, отметив, что у них не было багажа, но вида не подавал, что заметил. «Сопляки», — подумал.

Карнаумбаев летел в Америку с новым грандиозным проектом: приватизировать Большой Каньон и что-нибудь с ним сделать великое. Он вынул телефон и набрал номер.