Пханишварнатх Рену - Заведение

Её прерывает прибежавшая к ним за помощью мать Рамеша:

— Госпожа Бэла! Пойдемте к нам… Рамеш все вас кличет… как только в сознание приходит… Богом вас заклинаю!

Когда Бэла и Ранивала прибегают на Наи сарак, Рамеш лежит без сознания. Малыш то и дело стискивает кулачки и проводит ими вдоль тела. Размыкая изредка веки, он что‑то невнятно бормочет.

— Я уж его чем надо напоила, — сообщает старая бабушка Рамеша. — Вот тепло‑то и вернулось в тельце… Вы уж пока никакого лекарства ему не давайте.

Бэла поражена: старуха не выказывает никакого волнения, спокойно попыхивая кальяном, в то время как мать Рамеша места себе найти не может, дрожащим голосом взывает ко всем богам и богиням:

— Слава матери Ганге, слава!.. Кали–матушка, дары принесу тебе, какие пожелаешь!.. Владычица наша! Помоги… Свекровь все ругает меня… Ах, горе какое!.. Хоть бы поскорее поправилось моё солнышко… А ты, старая, перестань болтать худое… Сыночек!.. Рамеш! Открой глазки, сынок! Посмотри‑ка, кто пришел к нам. Тетя Бэла к нам пришла.

В сопровождении местного знахаря вбегает отец Рамеша.

— Оставьте его в покое! — возбуждённо кричит он с порога. — Сейчас тут заклинание читать будут.

— Какой толк от твоих заклинаний? — огрызается старуха. — Думаешь, помогут твои лекари да знахари? Сам поправится.

— Проверь пульс, — негромко бросает Бэла, оборачиваясь к госпоже Ранивале.

Нащупав пульс, Ранивала поднимает изумлённый взгляд:

— Нормальный!

Бэла с удивлением смотрит на старуху.

— Бабушка, — негромко окликает Бэла, — скажите, чем же вы лечили его?

— Чем лечила, спрашиваете? Средство‑то простое — кардамон да корешочек тут один…

Старуха подробно рассказывает, как надо готовить снадобье.

— Кардамон у нас найдётся, а корешочек такой где взять? — допытывается Бэла.

— У торговцев бетелем бывает, — отвечает старуха. — В деревне‑то этого добра хоть отбавляй: вышел за околицу — и копай себе сколько угодно. Кусты, они круглый год цветут. У них ведь не только корень, листья тоже очень полезные.

— А как вы определили, чем заболел внук?

— По приметам, милая, по приметам, — шамкает старуха. — Стоило разок взглянуть… Когда я была ещё молодая, замуж только выдали, в деревне у нас целый конец вымер от этой хвори.

— А болезнь эта заразная? — осторожно спрашивает Ранивала.

— Мама! — дико вскрикивает Рамеш и, словно подброшенный пружиной, садится на постели.

— Рамеш! — негромко зовёт Бэла.

Мальчик оглядывается на неё и стыдливо прикрывает одеялом свое голое тельце. На его бескровных губах мелькает застенчивая улыбка.

— Беги немедленно к Кундану, Рани, — поворачивается Бэла. — Попросишь у него корень, о котором говорила бабушка.

Жестом остановив её, старуха молча достаёт из горшка узловатый корешок и протягивает Бэле:

— Запомни, милая, сперва все измельчить надо, потом перемешаешь и разделишь на две порции. Одну сразу же дашь больному, а другую — чуть попозже… И ни капли воды.

— А найдётся этот корень у торговца бетелем? — снова спрашивает Ранивала.

— Мама, я есть хочу, — подает голос Рамеш.

Бэла и мать Рамеша в изумлении смотрят на старую женщину.

— Есть захотел? — ласково переспрашивает старуха и поворачивается к снохе: — Отваривай рис. Хоть горсточку. Да скажи своему… за знахарями он резво бегает… Скажи, пусть сбегает за лимоном. Тонкокожий нужен и чтоб совсем зелёный!

Долго ещё сидела Бэла у постельки малыша, а Рамеш уписывал за обе щеки варёный рис с кислым лимоном и пресной лепёшкой… Своим угощением, видно, умилостивила Ямараджу [59] Ямараджа — в индийской мифологии бог смерти. старуха. А может, совсем не в угощении дело?..

Сифтон–холл ломился от публики.

Сукхмай Гхош даже не удосужился узнать, сколько мест в зале, прежде чем разослать пригласительные билеты. Единственное, что он предпринял, — зарезервировал все места на балконе и на дверях, что вели туда, вывесил таблички, которые на английском и двух индийских языках — хинди и бенгали — извещали почтенную публику, что места здесь «For ladies only» [60] Только для дам (англ.). … Но и это не помогло!

У бедняги Сукхмая голова кругом! Он должен был и встречать именитых гостей, прибывающих на концерт, и улаживать возникающие недоразумения, и за приготовлениями на сцене следить! Двое чапраси и садовник взбунтовались: если их родных и знакомых не пропустят в зал, все трое объявляют забастовку. А каждый из них привел с собою человек пятнадцать — двадцать мужчин и женщин, стариков и детей!

— Вы что, взбесились?! Выше генерал–губернатора себя считаете?! — потный и злой, кричит Сукхмай. — Из‑за вас первые ряды прикажете очищать?! Ну, погодите у меня! Самой мэм–сахиб пожалуюсь!

Сукхмай, наверно, кричал бы и дальше, но тут его жестом подзывает госпожа Ананд.

— Что происходит, Гхош? — недовольно спрашивает она. — Почему задержка?

— Костюмеры… задерживают, — лепечет Сукхмай, заикаясь. — Осветители тоже… подводят. Фокус не получается!

Сидевший рядом с госпожой Ананд Баге хмыкает и, подавшись к ней, прищелкивает пальцами:

— Фокус или фокусы?

Госпожа Ананд косится на него: что ещё, мол, за глупости, Ди–сахиб смотрит!

Сквозь толпу, кишащую в коридоре и проходах, к ней с трудом протискивается Кунти Дэви. Как всегда, с жалобой.

— Наших девушек на балконе местные парни обижают, — еле переводя дух, сообщает она. — Озорники, каких свет не видел!

Госпожа Ананд переводит взгляд на Баге:

— Всех наших девушек веди сюда.

Баге бросается выполнять поручение, и в этот миг в зале гаснет свет.

Бесшумно раздвигается занавес, и взору зрителей открывается черный провал сцены. Лишь одинокая звезда ярко блестит на черном небосводе.

Но вот брезжит рассвет, небо голубеет, и со сцены несётся задорное кукареку–у-у!

Сцена оглашается радостным ку–ку: поет кокиль. На голубом небе тает и гаснет одинокая звезда. В зыбких предрассветных сумерках, еле различимая посреди сцены, спит молодая женщина. Словно объятая негой сладкого утреннего сна, она медленно поворачивается на бок. Г де‑то вверху загораются софиты, и, пробежав по сцене, игривый жёлтый луч задерживается на высокой груди спящей… Вопит, неистовствует зал — со всех сторон несётся надсадное ку–ку! Дрогнув, луч с явной неохотой перемещается на косы спящей.

На балконе начинается потасовка:

— Бей его! Бей!!!

— Держи его!!!

— Включите свет! Эй, эй, кто это? Ой, мамочка!

— Да отвяжись ты!!!

Рядом с жёлтым лучом света перед погруженным во мрак залом на сцену протягиваются красный, зелёный, голубой и начинают затейливый хоровод. Пятна света то скользят порознь вдоль рампы, то сливаются в замысловатые фигуры…