Пханишварнатх Рену - Заведение

— Откройте! Кто там закрылся изнутри? А ну открывайте.

— Что такое?

— Дружок твой явился.

— Какой ещё дружок?

Рева отбрасывает крючок и толчком распахивает дверь.

— Ну, угощай сладостями, — вваливаясь в комнату, радостно возглашает Патнешвари. — Веду его прямо от вокзала. Бедняга чуть телефон не оборвал, названивал в общежитие, а никто трубку не брал… Я узнала его по свитеру, что ты ему связала… Ступай встречай своего ненаглядного. Перенервничал бедняга.

— Не разыгрывайте меня.

— Это я‑то разыгрываю?.. Ну, если не веришь, поди взгляни собственными глазами: у ворот дожидается… Да вот хоть Сипру спроси.

Сипра радостно кивает. У Ревы точно камень с души сваливается. Она удивленно хлопает ресницами и растерянно оглядывается на Раму.

Рама делает строгие глаза: дескать, погоди…

Патнешвари и Сипра удаляются наконец в свою комнату. Рама бросается к подруге и, взяв её за руки, усаживает на постель.

— Куда рванулась? Его величество прибыло? Вот потому‑то он и стал задирать нос! Не спеши! Сначала мы вышлем к нему Рамратию с запиской. Посмотрим, какой будет ответ.

— Ну, а если…

— Никаких если! Помни: на этот раз оплошаешь, всю жизнь будешь умываться горькими слезами. Уж я‑то знаю, зачем он пожаловал, шайтан.

Робкий стук в дверь. Из‑за полуоткрытой створки осторожно выглядывает старуха Муния.

— Сестрица Рева, а сестрица Рева! Там бабу какой‑то. Вас спрашивает.

— Записку от него принесла?

— Он на словах спросил, записку не посылал. Попросить, чтоб написал?

— А разве тебе не говорили, чтоб без записки не вызывали?

Недовольно ворча, Муния плетется назад:

— Раньше‑то без всяких записок часами торчали у ворот, а теперь вишь новые правила завели.

На имя Кунти из деревни пришла телеграмма. Бэлы не оказалось на месте, а из тех, кто проживал в общежитии, никто не умел читать по–английски. Пришлось Кунти идти на поклон к «верхним».

— Здесь сказано: «Немедленно приезжай. Болен муж», — с трудом одолев текст, объясняет Сипра.

— Что ж мне теперь делать? — расплакалась Кунти. — Послезавтра экзамены, а там муж больной мается. О всевышний! А тут ещё начальство чуть не с утра куда‑то исчезло. Придется у самой мэм–сахиб отпрашиваться. Денег — ни пайсы. Что делать, ума не приложу.

Старуха Муния приносит наконец записку.

— Говорит, передай лично мисс Реве Варме! Скажи, мол, спрашивает её Саксена!

Записку вырывает ученая дама Рама Нигам.

— Подождешь здесь, Рева. Сначала я сама с ним встречусь.

Старуха Муния удивленно всплескивает руками:

— Записку прислали ей, а на свидание пойдет другая?

— Я тоже пойду с тобой, Рама, — умоляющим голосом произносит Рева. — Не выйду даже за ворота. Только в щелочку гляну.

— Опять дуришь?! — прикрикивает на неё Рама. — Надо сперва узнать, с чем пожаловало его величество и все ли у него в порядке. Может, опять явился загадывать загадки. Вполне возможно, что он явился за письмами!

Рева стоит низко опустив голову, нервно теребя пальцами кайму сари. Рама бросает взгляд в зеркало, проводит пуховкой по лицу и поворачивается к подруге:

— Ну, я готова! Увидишь, как я его разделаю, — и, скользя сандалиями по гладкому полу, она величественно удаляется.

По общежитию разносится весть, что у Вибхавти высокая температура.

— Отпустите!.. Отпустите меня!!! — разметавшись по постели, выкрикивает девушка в беспамятстве. — Умоляю вас!.. Я же в дочери вам гожусь!.. Что вы делаете?! Что вы делаете, бабу–джи?! О всевышний!.. Не срывайте с меня сари!.. Ой, стыд какой! На мне же ничего нет!.. Спасите!!! Спаси…

Гаури бьётся в рыданиях с самой ночи.

— Чему быть, того не миновать, — утешает её Тара Дэви. — Что теперь плакать без толку? В городе ещё и не такое случается… А будешь плакать — все общежитие узнает, тогда никакой водой не отмоешься. И курсы закончить не дадут.

— Курсы… Курсы… Курсы я там закончу, — обессилев, невнятно бормочет Вибхавти. — Домой… Домой хочу…

Отправьте меня домой… Позовите маму… Мама!.. Мама! Милая!..

Из больницы прибывает карета «скорой помощи», люди в белых халатах укладывают Вибхавти на носилки и увозят. При виде этой сцены Гаури начинает рыдать громче прежнего, изредка выкрикивая сквозь слезы что‑то несвязное.

— Ночью‑то беда случилась, ох нехорошо! — сообщает Бэле перепуганная Рамратия. — Беда стряслась у нас, беда! Ни с какой лестницы они не падали, Гаури с Вибхавти… Ух, скоты! — И, жестом подозвав Бэлу, Рамратия быстро шепчет ей что‑то на ухо.

— Ты думаешь, что плетешь? — отшатывается от неё Бэла.

И тогда, оглянувшись по сторонам, Рамратия говорит не таясь:

— Обеих девушек, сестрица, силой затащили в какой‑то дом и там лишили чести. Вот так‑то… А сделали это друзья-приятели нашей мэм–сахиб…

Бэлу в один миг точно сбрасывают с небес на грешную землю.

— Лишили чести, говоришь? Друзья мэм?.. Кто тебе сказал, Рамрати?

— А тут и говорить нечего, все и так знают, — выпаливает Рамратия. — Гаури заливается в три ручья. Подите спросите сами, может, она вам расскажет, куда возили их эти шайтаны в своей машине…

Перед взором Бэлы мгновенно проносится все случившееся когда‑то с нею самой в пешаварском отеле «Коронейшн»… И у неё возникло такое ощущение, что это над нею самой надругались прошлой ночью похотливые скоты в человеческом обличье… Ей сразу становится душно, нечем дышать.

Чуть не бегом спешит она в комнату пострадавшей.

— Гаури! — тихо окликает Бэла.

Едва взглянув на девушку, Бэла вздрагивает. Гаури поднимает распухшее лицо с заплывшими от слез глазами.

— Сестрица, родная! — кричит она. — Не могу я больше жить!.. Яд приму! Удавлюсь!.. Ох! Отправьте меня домой, сестрица! Сегодня же отправьте!

Бэла осторожно присаживается на краешек кровати.

— Не плачь, Г аури! — гладя её по голове, тихо произносит Бэла. — Укрепи свое сердце и надейся на всевышнего.

Рыдания внезапно обрываются, Гаури теряет сознание. С трудом разомкнув крепко стиснутые зубы, Рамратия вливает ей в рот глоток воды, брызгает ей в лицо. Гаури издаёт протяжный стон.

— Вибхавти в больницу отправили? — повернувшись к привратнице, негромко спрашивает Бэла.

Рамратия знаками объясняет ей: мол, у Вибхавти дела совсем плохи — мечется в жару, кричит что‑то, одежда вся в крови.

Годами тлевшая ярость Бэлы, словно угли под пеплом, вдруг задымилась и вспыхнула ярким пламенем. Она посылает за Тарой.

— Ну, что скажешь, Тара Дэви? — еле сдерживая ярость, говорит она сквозь зубы. — Может, скажешь, где Кунти?

— Она телеграмму получила из дому, — оробев под взглядом Бэлы, лепечет Тара. — Муж у неё захворал. Отпросилась у доктора Чако. Отпросилась и уехала… Вас не было в это время, вот она и…