Петр Замойский - Повести

— Это что?.. Это что?.. Это что?..

По–молодому, стремительно перепрыгнул через перила и так вцепился в горло стражнику, что тот попятился к стене.

— Граби–ители! — страшным голосом заорал Орефий.

Мы с Павлушкой заметили, что как только начался крик, за Гагариными мазанками стал собираться народ — сначала молодежь, затем мужики, бабы. Все знали, что выпивший Орефий любил поговорить, поплакаться, но буяном его никто никогда не видел. Орефий, увидев людей, завопил:

— Убива–ают!

На крик из избы Гагары выбежали гости, с ними — второй стражник. Орефий изловчился и ударил первого стражника, но второй схватил его за руку и дал ему такого пинка, что мужик слетел с крыльца, как швырок. Мороз пробежал у меня по спине. Открыв дверь в избу Дениса настежь, я, что есть мочи, заорал:

— Дядю Орефия стражники бю–ут!

Из Денисовой избы выбежали мужики, толкая друг друга. С ними — кузнец Самсон, невестин дядя.

— Это что такое? — крикнул Самсон.

— Орефия убили! — крикнул я ему. — Замертво лежит.

— Ба–атюшки! — взвизгнула женщина и подбежала к Орефию.

Степенно, не торопясь, один за другим сошли с крыльца Денисовой избы мужиков десять и подошли к Гагарину крыльцу.

— Вы за что? — обратился Самсон к стражникам. — По какому праву убийство? Вы что тут?

Из избы Гагары еще вышел народ. Две кучи мужиков стояли друг против друга. Не успел сам Гагара догадаться, в чем дело, как из‑за угла мазанки выбежал Лазарь с колом. У него страшное, тощее лицо.

— Бей их! Везде собак бьют!

Гости со свадьбы Дениса, отчаянно крича, кучей бросились на крыльцо Гагары. Стражники выхватили шашки, но на каждого накинулось по нескольку человек.

— Сто–ой! — заорал старик Гагарин. — Ефимка, Митька, Николай, не давайте гостей в обиду!

Свалка переметнулась на улицу. Затрещал палисадник. Ребята и мужики ломали колья. Со всех сторон бежал народ.

— Стражников бю–ут!

Сквозь барахтающуюся кучу людей ничего не видно. Иногда мелькнет мундир, покажется окровавленное лицо одного из стражников, и снова оглушительный рев. По переулкам из второго и третьего общества бежал народ.

Вдруг над разъяренной толпой раздался зычный голос:

— Мужики!.. Товарищи!..

На штабеле бревен, что сзади Гагариных мазанок, стоял Харитон, с высоко поднятыми руками. У него горели глаза, он как бы стремился взлететь. Он несколько раз окрикнул толпу, все еще избивавшую стражников и Гагариных молодцов, и когда все обернулись к нему, что есть силы закричал:

— Настал час, товарищи! Революция идет в России… Братья рабочие против царя поднялись, против банкиров, у коих сотни миллионов, против фабрикантов и заводчиков… Братья рабочие бьются с полицией насмерть. Не отстанем и мы, товарищи! Свергнем помещиков, отберем землю, возьмем хлеб… Лошадей запрягайте, мужики, берите вилы, топоры… Пора настала! За хлебом, товарищи, туда! — указал на гумна.

— За хлебом! — подхватила толпа.

Обгоняя друг друга и толкаясь, мужики бросились к своим домам. Торопливо запрягали лошадей, бросали на телеги торпища, мешки, вилы, топоры, колья. Всполошный крик пронесся и по другим обществам.

Уже многие запрягли лошадей, что‑то кричали друг другу. Пробежал Тимоха Ворон.

— Пошел, пошел, мужики!

Ног под собой не чувствуя, бежим с Павлушкой к нам. У нашей избы стоит мать, тетка и дядя Семен. Мать тревожно смотрит, как запрягает лошадь Иван Беспятый. Куда и хромота его девалась! Он кричит моей матери:

— Арина, вы что?!

Лицо у матери такое, будто сноза пришел податной.

Дядя Семен неодобрительно всплескивает руками.

Кричу матери:

— Все едут за барской рожью!

— Бог с ними, не надо.

— Как не надо, раз все едут?

— Не надо! Стражники иссекут.

— Где им! Двух‑то совсем, видать, укокошили.

Мать кричит на меня:

— Садись жрать. Без тебя голова кругом идет.

Я озлобленно кричу матери, не обращая внимания на гостей:

— Скоро жрать будет нечего. Люди не дурее нас!

Прибежал мой крестный, высоким тенором завел:

— Кума Арина, какого вы?! Запрягайте мерина и — пошел! Мы поможем. Пудов десять отхватите.

— Пет, нет, — прошептала мать, — ты, кум, и не говори. И так руки–ноги ходуном ходят. Засекут.

— Коль сечь будут, так всех.

— Пет, нет, — опять пролепетала мать.

— Мне как хотите, — рассердился крестный и побежал дальше, торопя всех по дороге.

Я тихонько отозвал Павлушку за угол избы.

— Пойдем?

— Ага! — быстро согласился он.

— Погоди, лепешку возьму.

— Забежим лучше к нам, я две стащу. У нас сдобнее ваших.

Ничего не сказав матери, мы побежали к Павлушке. Улицей и переулком мчались подводы. У Павлушки нет дома никого. Отец его, не в пример нашему, уехал в имение. Павлушка взял лепешки, и мы побежали на гумно. Оттуда, с луга, нам все видно. Ехали подводы дружнее, чем на сенокос. Впереди десятка полтора верховых. У них колья, вилы, палки. Многие, как и мы, бежали. Нас догнали Авдоня и Костя Жила. Костя на бегу сообщил, что отец его лежит в сенях, стонет. Вынул из кармана коробку спичек, потряс ею. Мы догадались, что это значит. У Авдони ножик, сделанный из косы. Крепко сжав его, он наотмашь пырнул воздух. Вдруг мы услышали:

— Гони, гони–и!

Остановились, не понимая, в чем дело. Лишь когда трое верховых отделились и помчались полем на бугор, догадались. Там, по направлению к имению, мчался один верховой.

— Это Николай Гагарин, — сразу узнал Костя. — Упредить хочет.

Заметив погоню, сын Гагары ударил лошадь.

— Гони, гони! — кричали преследователям.

Сын Гагары ударился к лесу на горе. Видимо, он хотел, чтобы его заметили из имения. Верховые догадались об этом, один отделился и понесся наперерез, а двое погнали следом. Скоро сын Гагары скрылся за лесом, там же пропали и верховые. Едва они скрылись, как на этой же горе показались, пыля, несколько подвод.

— Второе общество к Шторху за хлебом тронулось! — радостно крикнул кто‑то.

Мы бежали межой, нас обгоняли, кричали, чтобы мы вернулись. Я присматривался, искал Харитона, но его не было. Мы перебежали на вторую межу от дороги. Вот и грань! Дальше барская земля. Чужая, запрещенная!

Вон и усадьба. Вправо, на берегу пруда, ометы соломы. Стоит паровая молотилка, несколько кладей овса, проса. Влево — лесок, из‑за которого Косорукий попытался тогда захватить наше стадо. За леском большой сад, в саду барский дом, флигель, людская, контора, каменные конюшни, сараи, погреба. Перед въездом в усадьбу возле ограды — огромные, длинные амбары. Один из них двухэтажный, с подъездом наверх.

— Бежим скорее, а то ничего не увидим! — крикнул я.

Прибавили рыси. Больно кололо в боку. Подводы гремели впереди и сзади. Среди наших были гости из соседних сел. С горы спускались верховые, что гнались за сыном Гагары. Они галопом мчались к имению. Туда же приехали первые подводы.