Наталья Парыгина - Что сердцу дорого

— Спасибо, я только что пил, — сказал он и, обращаясь к Соне, добавил: — Может, пойдем погуляем? Дождь перестал.

Но едва они вышли, как дождь пошел снова, и довольно сильный. Улица была пустынной — непогода всех разогнала по домам.

— Зря я не взяла плащ, — пожалела Соня. Но возвращаться ей не хотелось. — Поедем в кино, а, Вадим?

И они быстро зашагали к трамваю.

Народу в кино было мало — билеты взяли сразу.

Фильм был старый — «Разные судьбы», но они смотрели его в первый раз. Соня сидела неподвижно, чуть прислонясь к плечу Вадима, вся поглощенная картиной. Вадим больше смотрел на Соню, чем на экран.

— Ну, как? — спросил он, когда вышли из кинотеатра. И сам же поспешил ответить на свой вопрос: — Я видел — тебе понравилось.

Соня чуть заметно улыбнулась одними уголками губ и отрицательно покачала головой.

— Нет?

— Зачем это? — заговорила Соня. — Любила Степана, вышла замуж за Федю, завела роман с Рощиным… Разве это любовь?

— В жизни все бывает, — возразил Вадим.

У Сони опять едва заметно дрогнули уголки губ, точно она хотела сказать своей улыбкой: «Еще бы, я знаю, я знаю больше, чем ты думаешь».

Вадим вздохнул. Не было между ними желанной близости. Что-то свое таила Соня, и он не мог, не смел сказать ей о своих чувствах. Будто вчера только познакомились.

— Это не любовь, — продолжала Соня задумчиво, — это надо как-то иначе назвать. Вот и тетя… Ну зачем, скажи, он ей нужен, этот Константин Ильич? Не любит ведь, нельзя такого любить, а собирается замуж.

— Ее понять можно. Нет большого счастья, так хоть какое-нибудь…

— А ты бы согласился на какое-нибудь?

— Нет, не согласился бы, — твердо ответил Вадим.

— Так зачем же…

— Разные судьбы, — ответил Вадим заглавием картины.

Дождь перестал. Освещенная матовыми огнями уличных фонарей, ярко зеленела промытая листва тополей, лип и каштанов. Блестел мокрый асфальт, празднично светились окна трамваев. По тротуарам и прямо по дороге неторопливо шли принаряженные люди — эта часть улицы заменяла бульвар.

Вадим забрал в свою руку Сонины пальцы, сжал их, сам того не замечая.

— Вадим, больно.

«А, может быть, это всегда так бывает? — подумал Вадим. — Что-то невидимое разделяет людей, и надо сделать усилие, чтобы перешагнуть. Два слова — и люди становятся другими, близкими…»

— Соня!

Здесь было меньше народу, большинство гуляющих предпочитало центр города: два квартала в один конец, два — обратно. Вадим отвел Соню в сторону, они оказались у какой-то заклеенной афишами стены.

— Соня… — повторил он, взяв ее за плечи.

Плечи ее были упруги, неподатливы, и Вадим подумал, что напрасно…

— Там, в армии, я всегда помнил о тебе, — все-таки продолжал он. — Я не умею… Наверное, надо какие-то особенные слова… А у меня в сердце… Ты не веришь?

«А если это и есть настоящее? — подумала Соня, робко, почти испуганно глядя в светлые глаза Вадима. — Тогда, в письме, он не сумел… Тогда, может, и не было ничего…»

— Не веришь, Соня?

Мало, слишком мало бывает иногда времени для размышлений. И надо ли размышлять? Хочется поднять руки к лицу Вадима, погладить его жестковатые (наверное, жестковатые) щеки, приникнуть к нему, такому сильному и доброму, стать маленькой и покорной. Но что-то мешает этому, что-то сдерживает Соню. Быть может, не совсем прошла та давняя обида на Вадима. Или жаль расстаться с туманным образом другого, необыкновенного человека, который еще придет… Нет сил сказать «да». И страшно вымолвить «нет». Но… Но почему непременно сейчас…

— Вадим, не надо. Подожди. Ведь мы только недавно встретились…

— Это неправда! — горячо возразил Вадим.

— Это правда, — стояла на своем она. — Ведь мы стали совсем другими после разлуки.

— Другими?

Он снял руки с ее плеч. Снова пошли рядом. Соне вдруг стало жаль Вадима, она сама взяла его под руку. Нет, кое-что они все-таки понимали и без слов, видно, не так уж были далеки. «Считает себя виноватой», — подумал Вадим. Ему не хотелось, чтобы она думала, будто он сердится. За что сердиться?..

— Хочешь посмотреть, как мы живем?

— Вы?

— Ну, я и Аркадий.

— А он дома?

— Не знаю. Ты бы как хотела?

— Только с тобой. И ненадолго. А то уже поздно. Это далеко?

— Совсем рядом.

Они свернули в переулок, прошагали с полквартала.

— Ну вот, мы и пришли. Если света нет…

Вадим вскинул голову и тотчас увидел, что свет горит. Значит, Аркадий дома.

Аркадий встретил их чрезвычайно приветливо.

— А, у нас гостья! Вас зовут Соней, не правда ли? Вадим говорил мне. Он о вас круглые сутки может говорить.

И при этом улыбался, показывая белые крепкие зубы, и поправлял длинными пальцами вьющиеся волосы, и прежде Вадима успел подхватить Сонино пальто.

— Неужели целые сутки? — переспросила Соня каким-то новым, более звонким, чем обычно, голосом.

— Напролет! — подтвердил Аркадий, смеющимися глазами глядя на Вадима.

Он лгал. Вадим только однажды и то очень немного рассказал о Соне. Но ложь эта приятна была и Соне, и Вадиму, и никто не пытался отвергнуть ее. «Вот кто поможет мне завоевать Соню, — благодарно подумал Вадим. — Он умеет с девчатами…»

Аркадий дружески взял Соню за руку выше локтя, провел в большую комнату.

— Как у вас тут хорошо, — сказала Соня.

— Вам нравится?

Он стоял лицом к лицу с Соней и беззастенчиво глядел в ее глаза. «А я? — как бы спрашивал он. — Нравлюсь?» Соня смутилась и отступила к роялю.

— Это вы играете?

— Да, но, к сожалению, инструмент расстроен, — небрежно ответил Аркадий.

Вадим вошел в комнату.

— Я поставил чай, — сказал он.

— А что у нас есть к чаю?

Аркадий сделал гораздо более озабоченное лицо, чем того заслуживал предмет размышлений. Соня засмеялась.

— Полбанки варенья, — напомнил Вадим. — И хлеб.

— Так это будет чудесный чай, — оживленно проговорила Соня. — Помочь накрыть на стол?

— Ради гостьи мы будем пить чай здесь, — объявил Аркадий.

— А всегда вы где — в кухне?

— Зачем сегодняшний вечер смешивать с этим унылым «всегда»! — театрально произнес Аркадий. — Бархатную скатерть снимем, вот тут есть белая. В этом отделении серванта — посуда. Хозяйничайте. Вадим, идем, заварим чай.

— Мог бы и один справиться, — сказал Вадим, но все-таки пошел, догадываясь, что Аркадий хочет что-то сказать ему.

Он не ошибся.

— Слушай, Вадим, может надо, чтобы я ушел? — сказал Аркадий вполголоса и подмигнул.

У Вадима напряглись скулы, гневная складка прорезала лоб.

— Ты… за кого… ее принимаешь? — спросил он, подступая к Аркадию.

— Да брось, Вадька, ну что, в самом деле, — проворно отодвигаясь, забормотал Аркадий. — Я почем знаю. Не хочешь — не надо.