Наталья Парыгина - Один неверный шаг

Михеич вздохнул.

— Простой вроде вопрос-то.

— Не-ет, — возразил Сергей Александрович, — вопрос не простой, очень тонкий вопрос. И если его сейчас описать на бумажке да просто так толкнуть в бриз, так тут ему, скорей всего, и конец будет. За идею надо бороться. Да еще как бороться! Ты подвигайся поближе к столу. Я кое-какие расчеты сделал по твоему проекту. И эскиз вот перечертил. Дело, конечно, стоит того, чтобы за него воевать.

Королев начал было пояснять свои расчеты, но тут как раз зазвонил телефон. Сергей Александрович с досадливой гримасой снял с рычага трубку и, подержав ее на весу, не спеша поднес к уху. Но при первых звуках послышавшегося в трубке начальственного баритона выражение лица у Сергея Александровича смягчилось.

— Но мы, Николай Анисимович, за последнюю неделю снизили брак на три процента. Я могу вам сказать точно… Сейчас…

Сергей Александрович раз за разом нетерпеливо нажимал расположенную сбоку стола кнопку электрического звонка, но никто не спешил на его сигналы.

— Я вам, Николай Анисимович, позвоню, — извиняющимся тоном проговорил в трубку Королев. — Через пять минут, не позже. Выясню и позвоню.

Он положил трубку и, не взглянув на Михеича, — сейчас было не до него — выбежал из кабинета.

Михеич остался один. На краешке стола лежала синька, на которой чужой рукой был аккуратно выполнен его эскиз и рядом вились колонки цифр. Михеич проследил цифры и непонятно усмехнулся. Потом отодвинул синьку к центру стола, а свой тетрадный листок взял, небрежно скомкав, сунул в карман и вышел из кабинета.

Возвратившийся Сергей Александрович не заметил его ухода, как перед этим, после звонка главного инженера, не замечал присутствия Михеича. Он попросил по телефону нужный номер и с документами в руках разъяснил Николаю Анисимовичу недоразумение насчет будто бы возросшего в литейном цехе брака.

Теперь можно было вернуться к прерванному разговору с Михеичем. «Куда он исчез? — с досадой подумал Королев. — Не мог минуту подождать». Он полагал, что Михеич по крайней мере отлучился ненадолго и вот-вот вернется. Но время шло, а Михеич не появлялся.

— Какого черта! — буркнул Королев.

И вдруг он заметил, что Михеич забрал свой эскиз, а синьку с его эскизом положил в центре стола. Это, видимо, что-то значило, как и то, что Михеич самовольно покинул кабинет, не закончив разговора.

«Обиделся, что ли? — подумал Сергей Александрович, испытывая острое чувство неловкости оттого, что ему довольно грубо преподали не совсем понятный, но неприятный урок. — Но ведь я ничего ему не говорил! Ничего не предлагал. Только объяснил, что предстоит большая борьба. А разве это неправда? Да, вот так, хочешь сделать человеку добро, а получается черт знает что. Взял и ушел. В конце концов, мог прямо сказать: «Это мое предложение, я не согласен ни на какое соавторство». Да я и не… Я же только так про себя подумал, что ведь мне придется пробивать. Еще теперь, чего доброго, ходит по цеху и треплется, что я ему предложил соавторство. Пойдут слухи… Разговор шел наедине. Да и не было никакого разговора. Я так и скажу: ложь, глупость, он не понял. Кому скажу? Кому я буду объяснять? На партбюро? Или на общем собрании? И все равно не поверят. Он там ходит по цеху и всем рассказывает, что я… Ему поверят. Люди всегда довольны, когда чернят руководителя. Все-таки живет какой-то скрытый антагонизм между начальником и подчиненным. Они слушают Малахова и злорадно ухмыляются: «Так вот он какой, начальник цеха». Ладно. Погодите…»

Сергей Александрович встал и быстрыми шагами подошел к двери. Он уже взялся за ручку, но тут же отдернул руку, словно обжегся.

«Нет, не надо сейчас самому идти в цех. Лучше вызвать Малахова. А может, его вовсе и нет в цехе? Ушел домой, заторопился по какому-нибудь своему делу или попросту захотел выпить и побежал в пивную. Глупый же я, право. Испугался, как мальчишка. Чего испугался? Выдумываю какие-то нелепости. Если мне бояться каждого рабочего — в три дня умру со страху. Их полтысячи, а я один. Довольно глупить. Спущусь в цех и, если Малахов там, скажу, чтобы оформил свое предложение. Я поддержу. И надо будет сделать ему выговор за то, что убежал из кабинета. Не мог подождать».

Эти сердитые мысли сопровождали Сергея Александровича, когда он по лестнице спускался в цех.

В цехе было оживленно, шумно. И казалось чуть-чуть темновато, наверное, оттого, что слишком ярко светилась вытекающая из вагранки струя чугуна — перед этим слепящим жгутом металла меркнул обычный дневной свет.

Резко и часто стучали формовочные станки, будто огромный железный дятел неустанно долбил клювом очень крепкое дерево. Беспокойно гудели моторы крана, то затихая, то опять нагнетая подвывающий звук. Утомленно скрежетал конвейер. Только звонки кранов дзинькали бодро и весело, точно приветствуя рождение каждой отливки и поздравляя людей с новой победой.

На формовочном станке черный ручеек земли течет в опоку. Он течет слишком медленно, просто нет терпенья стоять и смотреть на этот жиденький ручеек. И две работницы в низко надвинутых косынках, в брезентовых фартуках поверх рабочих платьев и в таких же рукавицах хватаются за совок, каждая со своей стороны, и принимаются дергать его изо всех сил взад и вперед. Теперь земля сыплется обильными порциями, так что быстро заполняет опоку и еще сверху ложится небольшим курганчиком. Женщины схватывают лопаты, взмахивают ими раз, другой, третий, и уже нет никакого курганчика, земля ровно заполняет опоку и вибратор трясет ее изо всех сил, уплотняя по модели земляную форму.

Из крановой будки, перегнувшись вниз, следит за всем, что делается в цехе, молоденькая девчонка. Сигнал — и кран торопливо ползет по своим балкам, на ходу опуская стальные подхваты, ниже, ниже, чуть-чуть вправо, есть, зацепили и уже плывет по воздуху земляная форма в своей металлической оболочке и мягко ложится на стенд.

Сергей Александрович машинально некоторое время наблюдает за опокой, которую переносит кран. И вдруг вздрагивает, представив себе, как эта громадина стремительно несется по воздуху прямо на человека, а тот не видит, не успевает увернуться, и острый угол стальной опоки ударяет его в висок.

Это случилось три года назад во вторую смену. Крановщица пришла на работу после пьянки, она нажевалась лаврового листа, и запаха никто не заметил. Как всегда, поднялась в будку и стала управлять краном. Не было в ее работе обычной точности, и формовщики ворчали здесь, внизу, и даже кричали ей, чтоб была внимательнее и работала проворнее. Она разозлилась, попыталась решительнее управлять краном, который в этот день худо ее слушался. И убила человека.