Яан Кросс - Окна в плитняковой стене

Как часто мне хотелось спросить (и сам же свой вопрос подавлял, ибо не терплю быть жалким), спросить иудейского Иегову, эстонского бога, аллаха, манито [221] Манито — у североамериканских индейцев — волшебная сила, конкретно ни в чем не олицетворенная. Она может быть доброй и злой и проявляться в определенных предметах, людях, явлениях природы. С помощью волшебных средств человек якобы может превратить ее из злой в добрую. , спросить великий мировой дух: почему мне предуготована сия доля… И сейчас вот здесь, посреди темного жнивья, мне снова хочется спросить, почему именно в тот миг бог ударил меня своим перстом в грудь? Но я же знаю, что он мне не ответит. И что истинному цинику и не надлежит спрашивать. Может быть, когда-нибудь в будущем мне все откроется… Стой-стой! — здесь посохом я нащупал канаву. Осторожно по краю канавы, налево… Здесь кусты, мокрые листья в лицо… Ивовые кусты вдоль края большого тракта, как я понимаю… Медленно взобраться на обочину… Осторожно, только бы не упасть… ибо встать я, наверно…

В будущем, да, может быть, в будущем мне все откроется… Тогда, когда я полностью сольюсь с Великим мировым духом… Ибо я и есть с ним одна… одна субстанция… как сказал этот, ну… странное у него имя, вдруг забыл… этот шлифовальщик очков, которого я начал читать в Риге… и дальше стану читать, когда вернусь домой… Единая субстанция — дух и материя, бог и знания, я и мир… А я к этому добавлю, что самое высшее… Стоп, опять нужно немного постоять… (Все равно в темноте никто не увидит. А когда рассветет, меня здесь уже не будет.) Я скажу, что есть самое высшее благо. Ха-ха-ха-ха-а… великую мысль никогда на ходу не высказывают… для этого нужно остановиться, нужно перевести дух, нужно всем телом опереться на посох… под тяжестью собственной мудрости… Наивысшее благо — почувствовать себя внутренне свободным… Совершенно свободным… Не считая лишь принятых решений, которые мужчина сам на себя налагает. Ну и законов природы, само собой разумеется. К сожалению. Быть свободным… и смеяться над ливнем, который сейчас на меня обрушился… Видишь, Великий мировой дух ревнив… Каре он не позволил… (Господи, да было ли это?.. Может быть, все это — лихорадочный бред?..) Да-а, Великий мировой дух ревнив. Дорогой моей он не позволил положить мне на грудь холодный компресс, а сам насквозь промочил своим ливнем… Но высшее благо — чувствовать себя внутренне свободным… Я дошел до обочины большой дороги… А когда-нибудь дойду до места… Ежели только на колее не поскользнусь в слякоти и не упаду… ибо тогда…

Но, может быть, даже и тогда я все-таки дойду…

Отто Виллем Мазинг (1763–1832) — чрезвычайно заслуженный человек, энциклопедист, публицист, очень много сделавший для развития эстонского языка, и в то же время до крайности самоуверенный старик. Кристиан Яак Петерсон (1801–1822) — чудо-юноша эстонской поэзии, в творчестве которого рационалист XVIII века ищет путей слияния с богемным интеллигентом начала XIX века. И, наконец, молодая чужестранка — жена Мазинга. Все трое не просто исторические фигуры, а по возможности почти документально изображенные персонажи. Разве можно считать только придуманным маленький роман между госпожой Мазинг и Петерсоном, если столь правдоподобны к нему предпосылки?..

А что с ними произойдет?

Петерсон через несколько месяцев умирает, и почти целое столетие о его творчестве знают немногие, в силу печального примера непонимания между поколениями. Мазинг еще десять лет борется против Морица и ему подобных, и (по его собственному разумению) он всегда неизбежно прав. Через десять лет госпожа Мазинг овдовеет. Она пустит на ветер бесценный для истории эстонской культуры архив своего мужа; бедняжка не догадывается, как много он значит. В завершение она примется разыскивать богатых, но весьма таинственных родственников своего отца и теперь уже не в Сицилии, а ни больше ни меньше, как на острове Ява, однако не найдет их и там…

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Святой Лука — апостол Лука, который по одной средневековой версии считался живописцем. Известные византийские изображения богоматери слыли его собственноручной работой. Его считали покровителем живописцев и объединенных с ними других ремесленных цехов.

Присяжный — член совета средневекового ремесленного цеха в Западной Европе.

Клавес Мелер — ваятель и живописец, по-видимому, родом из Мекленбурга. Умер в 1482 году.

Михель Ситтов (1469–1525) — знаменитый таллинский художник, живописец и скульптор.

Ганс Мемлинг — один из выдающихся мастеров старой нидерландской школы живописи, в первую очередь мастер яркого живописного портрета (1430–1494).

Шедевр (франц . — chef d'œuvre) — в первоначальном значении — образцовое ремесленное изделие, которое, согласно цеховым уставам многих городов средневековой Западной Европы, должен был изготовить подмастерье, чтобы доказать свое профессиональное умение и способность стать самостоятельным мастером.

Церковь с в. Гертруды находилась в Таллине за большими воротами крепостной стены (Suur Rannavärav) по другую сторону рва и была в 1535 году разрушена, как здание, опасное в стратегическом отношении.

Огонь святого Антония — чума.

Сыльг — эстонское национальное украшение в виде круглой броши.

Четыре картины Ситтова — можно предположить, что первая из описанных картин — это этюд к портрету красавицы Изабеллы или вариант этого портрета; вторая — тоже этюд другой известной картины Ситтова, изображавшей принца Хуана в облике Иоанна и эрцгерцогиню Маргарете в облике св. Маргариты; третья картина, как можно предположить, изображала Колумба, объясняющего Изабелле и Фердинанду идею своего путешествия по океану; четвертая — по-видимому, вариант известного портрета дона Гевары.