Георгий Граубин - На берегах таинственной Силькари

Воскобойников. Я знал, что арендаторы — полновластные хозяева — заранее сдали квартиры. Мы сами построим на Дарасуне три барака. Продовольствие получим через интендантство. Каким количеством ванн можем располагать? С нас прибыль нельзя получать, но и в убыток не введем.

Поляков. На Дарасуне в день отпускается максимум сто пятьдесят ванн.

Воскобойников. В 1917 году Дарасун отпускал на льготных условиях ванны для двадцати человек, теперь надо больше. Нужны места для увечных воинов, для рабочих и служащих— этих вечных- тружеников, рискующих здоровьем почти всю свою жизнь.

Поляков. Нам эти ванны тоже даром не достаются.

Воскобойников. Мы имеем 220 тысяч рублей на лечение. Владельцы курортов, надеемся, пойдут навстречу. Если мало денег, можем сократить постройку дома для инвалидов, чтобы дать возможность лечиться. Сколько можете дать мест и ванн?

Поляков. (После долгого раздумья). Можем дать в течение всего сезона один барак на тридцать человек и помещение на десять бесплатно, только чтоб в первом сделали пол, а во втором койки. Кроме того, ежедневно 25 ванн по себестоимости.

Воскобойников. Хорошо бы за два сезона 120 человек и 35 ванн ежедневно! А сколько может дать Щиванда?

Представитель Шиванды. 10 бесплатных мест и 10 бесплатных ванн ежедневно, еще разные помещения на 30 человек и ванны за плату.

Сегодня, когда каждый рабочий имеет возможность поехать на первоклассный курорт, этот разговор о бараках и ваннах кое-кому может показаться смешным. Но не забудьте, что, во-первых, рабочие тогда только-только взяли власть в свои руки, а во-вторых, они никогда раньше на курортах не бывали. Одни только ванны там стоили бешеных денег: минеральная — 1 рубль 25 копеек, угленарзанная — 2 рубля, грязевая — 2 рубля 50 копеек, а купание в простой холодной воде — 40 копеек!

Однако не пришлось раненым, рабочим, служащим и крестьянам побывать тогда на курортах. Во многих забайкальских селах не удалось даже убрать урожай. Заграничные капиталисты, обеспокоенные установлением народной власти в России, послали войска, чтобы «усмирить» бунтовщиков.

В то самое время, когда в Забайкалье рабочая власть добывала для бедных крестьян семена и отвоевывала им места на курортах, во французском посольстве в Москве проходило тайное совещание. На нем присутствовали французы, англичане, американцы, белогвардейцы из Сибири. Они уговаривали командира чехословацкого корпуса выступить против Советской власти.

(Между прочим, в детстве мы ходили в школу мимо скромной деревянной пирамидки, на которой было написано: «Здесь в 1918 году расстрелян бело-чехами красногвардеец А. Чернов». Мы никак не могли тогда понять, как попали сюда белочехи — ведь Чехословакия вон где! Так же мы недоумевали тогда и по поводу песни: «На нас напали злые чехи, село родное подожгли»).

Во время мировой войны много чехов и словаков было захвачено русскими в плен. Некоторые из них сдались добровольно, не желая воевать на стороне поработившей их страну австро-венгерской монархии. Вместе с русскими они воевали против немцев. Советская власть заключила с немцами мирный договор, а чехи решили уехать во Францию, чтобы вместе с французами продолжать войну. Через фронты перебраться было невозможно, и Советская власть разрешила им ехать во Владивосток. Там они должны были сесть на пароходы и уплыть в Гавр. Теперь поезда с чехословаками — их был целый корпус, около сорока тысяч вооруженных солдат — уже двигались по Сибири. Вот о них-то и шел разговор на тайном совещании.

Капиталист с капиталистом всегда договорятся. Чехословаками командовал генерал Гайда — крупный помещик. Он приказал своим солдатам уничтожать Советскую власть во всех пунктах, которые они будут проезжать. «Советская власть — плохая власть, — говорил он. — Она хочет нас арестовать и выдать нашим врагам. Вот почему нас загнали в Сибирь».

Враждебно настроенные чехословаки все ближе подъезжали к Забайкалью, расстреливая по дороге большевиков и восстанавливая старую власть.

Во Владивостоке и Мурманске высадились англичане, французы, японцы и американцы. А с юга на Читу наступал атаман Семенов.

Житель Цаган-Олуя А. Астраханцев так записал в своем дневнике: «Что же это делают те люди, которые так много учили и так много знают; знают, что такое беспорядок, знают, какой от него вред. По моим соображениям, власть строится так же, как и большое каменное здание, снизу, а не сверху. Власть, строящаяся сверху, все равно будет несколько раз разрушаться и давить народ».

Но ни французские, ни английские, ни японские, ни американские капиталисты не могли допустить власти, которая строится снизу.

Без их помощи атаман Семенов не смог бы пойти в наступление на Читу. У него не было ни винтовок, ни пушек, ни лошадей. Но стоило ему появиться в Харбине (Маньчжурия), как к нему со всех сторон потекли деньги. Английские капиталисты выдали Семенову сразу полмиллиона рублей (он» были «щедрее» русского царя: тот в 1906 году отпускал на разгром Читинской рабочей республики «только» 150 тысяч), Франция — четыре миллиона. Правда, французы давали эти деньги по частям: то на покупку лошадей и седел, то на автомобили, то на пулеметы и пушки. Но от этого их роль душителей революции не менялась.

Потом расщедрилась Япония: японцы несколько раз выдавали Семенову по полтора-два миллиона.

Советской власти никто не давал денег. Она могла обратиться за помощью только к рабочим и крестьянам: «Нужны люди, оружие, средства. Нужна пехота, конница, артиллерия. Все это нужно теперь же, немедленно, враг у ворот. И только, сами все это мы можем создать. Только на свои силы рассчитывать».

И рабочие и крестьяне ответили: «Мы, узнавшие, что такое свободный гражданин, никогда не будем добровольными рабами… Мы будем биться, пока хватит наших сил, мы никогда добровольно и смиренно не склоним свою голову под гнетом иностранцев-хищников».

В Забайкалье завязались бои. Красным фронтом командовал легендарный Сергей Лазо, а командирами частей стали учителя, крестьяне, машинисты паровозов, слесари.

Семенова и навербованных им солдат дважды удавалось прогнать за маньчжурскую границу. Сам атаман чуть было не попал в плен. Но каждый раз в Маньчжурии Семенову подносили новые миллионы, он получал подкрепления и снова выползал из-за рубежа.

Не успели Семенова второй раз прогнать за границу, как с запада накатились волной белочехи. Защищаться от них уже не было ни сил, ни оружия. Красногвардейцы, выехавшие им навстречу, стали отступать. Бронепоезд, на котором находился Сергей Лазо, шел последним. Он прикрывал собой эшелоны с остатками войск и отбивал яростные атаки белочехов.