Владимир Некляев - Возвращение Веры

Можно было ехать назад. Если б не договоренность про свидание с Наташей. Завтра в шесть вечера около отеля «Хилтон». Богатый уже, я не стал искать дешевый отель, а в «Хилтоне» и поселился. Выбрал номер на самом высоком этаже, откуда, как сказал на удивление разговорчивый для шведа портье, который меня заселял, видна вся Европа. Ну если не вся Европа, так вся Дания. А если не вся Дания, то весь Копенгаген. Правда, в солнечную погоду.

Лифт, который возносил меня под небеса, был весь из стекла. Пол только не стеклянный. Но все равно казалось, что нет опоры под ногами и я где–то в пустоте, где–то нигде… Дух, призрак… Стало вдруг страшно, захотелось спуститься — и на вокзал. Но тянула и засасывала пустота. Я был богатым, а Наташа была красивой. И похожей. Плевать, что проститутка.

Назавтра, от нечего делать до самого вечера, я зашел, чтоб занять время, в магазин «Triangeln», что значит «Треугольник», где мне дали рекламный проспект, в котором было написано что магазин «Triangeln» — это не один магазин, а семьдесят два магазина в одном, и я ходил из одного в другой, а потом, будто бы тех семидесяти двух мне не хватило, слонялся еще по каким–то бутикам, купил туфли, костюм, плащ, рубашку, галстук, потому что если ты богатый, то и выглядеть надо богато, золотой пылью искриться, и я все новое на себя надел, ничего старого не выкинув, сложив все старое, которое еще носить и носить, в зеленый пакет с нарисованным на нем красным трактором и надписью Belarus, который продавщица еще блестящими лентами перевязала, и так я во всем новом со всем старым, блестящими лентами перевязанным, с кейсом своим иду себе по тихому шведскому городу Мальме по улице Sоdra Fоrstagatan, что значит улица 1‑я Южная, к отелю «Хилтон», около которого через полчаса у меня свидание с красивой женщиной, потом вечер в ресторане, ночь в номере с панорамой всей Европы, да и вообще жизнь впереди, а тут подходит тот бродяга и пальцами щелкает, прося прикурить, сам достает зажигалку, на пистолет похожую, такую же, как у меня, вдруг стреляя мне ровненько в середину лба над переносицей, где индусы круглые знаки свои, точки мира ставят, и я оказываюсь как будто в полностью стеклянном или даже в воздушном лифте без опоры под ногами, дух, призрак, где–то в пустоте, где–то нигде, — вот ё-моё, Наташа…

Наташа

В Мальме магазин есть «Triangeln», что значит «Треугольник», по названию района, где расположен, и в этом магазине еще семьдесят два магазина, что очень удобно, но я не поэтому в Мальме бывать люблю, магазинов везде хватает, по сто в одном, а таких вот высоченных отелей с фитнес–центром на самом верху, куда тебя стеклянный, как будто воздушный лифт поднимает и откуда панорама всей Европы открывается или хотя бы панорама Копенгагена со всей Данией, в Стокгольме, а тем более в Хельсинки, нету, и как раз поэтому я иногда в Мальме, если на юг приезжаю, провожу время в фитнес–центре, глядя сверху на Европу, — красота… Оттуда и замок виден, в котором Гамлет, принц Датский, с ума сходил. Смотришь, думаешь…

Европа потихоньку сходит с ума.

Я в Выборге родилась, где нечего делать, поэтому в Питер поехала, чтобы там или певицей, или артисткой стать. Стала проституткой, ну и ладно, по крайней мере, шведам, которые русских сюжетов литературных: какой–то князь в чем–то виноватым себя почувствовал, на проститутке надумал жениться и тем самым чуть ли не нравственный подвиг совершил, — не просекают. Ну, была проституткой и была. Теперь не проститутка. Шведы, немцы, датчане, и все они на Западе отношения с телом не усложняют. Никаких ему цепей с веригами, только балуют его, только пестуют. Для этого и фитнес–центры с панорамой Европы…

С тем, что не тело в человеке, — сложней. Но и в это никто так грубо, как у нас, не лезет.

Проституткой я не какой–нибудь была, а приписанной к салону, который держала жена бывшего члена партии — тоже не какого–нибудь. Я в школу ходила — а его все по телевизору показывали. То орден ему вешали, то звезду…

Не знаю, сколько в том салоне всех нас было, но, думаю, не меньше сотни. Причем мы делились вроде как на касты…

Уличных там, понятно, не держали. Проститутки низшей касты, «дамы», продавались в интернете. На сайте салона, сделанном под респектабельный журнал, вывешивались фотоснимки «дам». И рассказывались про них всякие сказки…

Наиболее способных, выучив в низшей касте, переводили в высшую — в «леди». Наученные и сексу, и языкам, и много чему еще, «леди» были более дорогим товаром. Они поставлялись для украшения приемов, раутов, фуршетов. Их брали, чтобы они присутствовали при подписании контрактов, в деловых поездках. И они, безымянные звезды, мелькали на телеэкранах во время государственных, партийных, коммерческих тусовок. Глядь: стоит премьер–министр или спикер парламента, а рядом — твоя подружка салонная…

Панорама.

Из высшей касты отбиралась еще и элитная. Можно сказать, спецназ, который обслуживал бывшего члена партии, мужа хозяйки салона. И выполнял его поручения. Из–за одного такого, последнего, я и попала за границу.

Член партии был из ельцинских, и, когда к власти путинские пришли, его начали вытеснять из бизнеса. Один из путинцев стал его конкурентом в борьбе за питерский порт. Что–то с конкурентом нужно было делать, но на путинских даже киллера найти не удавалось — так их все боялись. Прикидывая варианты расправы, бывший член партии, которому бы в Голливуде сценаристом быть, придумал, среди всех остальных, и вариант с моим участием.

У его конкурента сын был. Мальчик, только школу закончил… В Мариинском театре, куда, понтуясь, приблизительно поровну ходили студентки и проститутки, депутаты и бандиты, я с ним и познакомилась. Столкнулась на лестнице: «Ах!..» — и сумочка выпала, и, когда я за ней нагнулась, грудь выглянула из декольте… Мальчик глаз не мог отвести от ее розового зрачка.

Я через театр и музыку, через живопись его и повела. Через галереи с музеями… Краснела, грубое слово услышав, — я вся умела краснеть… И все ближе, не позволяя лишнего, к груди подпускала.

Мальчик с ума сходил. Теленок… И заявил отцу, что женится. А тот ему по морде, как и было загодя прописано в сценарии.

По тому же сценарию я познакомила мальчика с одним из охранников члена партии, который выполнял поручения по ликвидации. Выдала его за своего старшего брата… И тот, здоровенный, по прозвищу Рожон, слушая мальчика, как мужик мужика, стал подбивать его на подвиг. Мол, если б кто–нибудь ему, хоть бы и отец, хоть бы и брат мешал любить ту, которая для него лучшая из всех, он не выдержал бы. Вот этими бы руками задушил или застрелил бы вот из этого пистолета… И достал пистолет — под игрушку, под зажигалку сделанный. Сказав мальчику, что готов помочь, если он сам не справится. Пусть только в дом проведет, как друга.