Владимир Некляев - Возвращение Веры

Мальчик, совсем уже обезумевший, ответил, что справится сам и пистолета не надо… И поставил отцу ультиматум: или тот позволяет ему женится, или он вешается. Отец слушать его не захотел: «Вешайся!..»

Мальчик повесился.

Этого в сценарии не было, такого не предусмотрели, как и всего дальнейшего. Боясь, что через меня раскрутят весь клубок, мной заменили одну из «леди», купленную в салоне для деловой поездки, и отправили на подписание контракта в Финляндию. Сказав, что позже пришлют деньги и чтобы я пару лет не возвращалась.

Не знаю, почему просто не убили.

Президент фирмы, которая меня купила, никак не мог продлить контракт на поставку в Финляндию древесины. Мне все равно было, кто и чем занимается, но тут я удивилась: как же раньше ему удавалось что–то продавать, если у финнов вся земля в лесах? Президент объяснил, свой лес они не вырубают, берегут, русский берут. И, смотри ты, вдруг стали отказываться иметь дело с его фирмой, стали искать других компаньонов. А это миллионы и миллионы, так что мне нужно постараться…

Финны стали отказываться, как оказалось, не зря: все представительство фирмы, ради которой я старалась, через день после переговоров арестовали. Вместе с президентом. Потому что фирма, которой мало было миллионов и миллионов за саму древесину, в полых стволах, аккуратно закупоренных вырезанной сердцевиной, гнала на запад контрабанду. Потом, увидев, что канал работает надежно, принялась за наркотики.

Меня задержали, потому что в бумагах, по которым меня привезли, я значилась менеджером фирмы. И передали дело в суд…

Если б за что другое, то в финскую или шведскую тюрьму еще попробуй сядь: в очереди надо постоять. А за наркотики сажают без очереди, быстро и надолго.

Я довольно неплохо знала финский язык, потому что соседи в Выборге финнами были, чуть хуже английский и шведский — и на всех языках спрашивала: в чем моя вина? Мне отвечали, что в неумышленном соучастии. Я спрашивала, что это такое: неумышленное соучастие. Мне отвечали, что вот то, что у меня, соучастие неумышленное… И наматывали за него два года. Как раз столько, сколько меня просили не возвращаться в Питер.

Случайно в газете я прочла, что в связи с расширением Евросоюза от Финляндии требуют большего контроля на границе с Россией. И поняла я, что такое неумышленное соучастие.

Помог мне один из директоров совместной финско–шведской компании. Недавний наш партнер. Тот, с которым я работала для продления контракта. Даниэль Соломонсон, швед. Он просто спросил, чего я больше хочу: в тюрьму или за него замуж?.. Будто в шутку предупредив, что это почти одно и то же…

Не поняв шутки, я согласилась замуж, потому что мне, кроме всего, и жить было негде. Разве только в тюрьме.

Даниэль нанял американского, чтобы не из Евросоюза, адвоката, специалиста по делам с наркотиками, и тот доказал, что я ни при чем. Я заметила, как перед американцем финны не то чтобы стали по струнке, но все–таки заволновались: о’кей… о’кей — и мне это, честно говоря, не очень понравилось. Чем–то оно на то, что у нас делалось, было похоже… И выходило, что во всем мире так: где деньги, где сила, там и правда.

Оформлять наши отношения Даниэль не стал. Никак. Считалось, что мы в гражданском браке. Он перевез меня в Швецию и поселил в особняке в пригороде Стокгольма, почти что в лесу. И каждый день мы ходили на лыжах. Представьте: на лыжах каждый день. Кругами, кругами…

Когда Даниэля не было дома, я выбиралась в город. С деньгами только на карманные расходы. На кофе с пирожным.

Однажды в кафе, где я пила кофе и ела пирожное, появился Рожон. Я чуть не задохнулась, подавившись пирожным… Не ожидала. И не подумала, что через Рожна мне деньги передали. «Конец мне», — подумала.

Денег никто и не передавал. Рожон сказал, что вслед за мной он успел сбежать, а члена партии нашего повесили. На той же веревке, на которой повесился мальчик. В том порту, за который член партии сражался с конкурентом. Так что мне, выходило, не два года домой возвращаться нельзя, а до новой русской революции.

Рожон спросил, что я делаю?.. Почему в лесу прячусь?.. Он тут фирму открывает, ну и… Он ничего в своей фирме не мог предложить, кроме места проститутки.

Вернувшись в лес, я собрала все лыжи, их много было, порубила и бросила в камин. Сидела и грелась.

Среди лыж были «дамы» и «леди». А среди «леди» — еще и элитные. На них ходил отец Даниэля, который даже был когда–то каким–то чемпионом, и ходил дед Даниэля, и прадед… Даниэль говорил, что все они, как только на свет появлялись, сначала на лыжах ходить учились, а потом уже так, без лыж.

Даниэль приехал, когда все догорело. Увидев пепел, напился. Потом бил меня. Долго, всю ночь.

Утром, вся в синяках, я собралась в полицию. В феминистической Швеции синяки на женщине — это не у нас на женщине синяки. Где кто кого любит — тот того лупит, и нет над этим ни суда, ни закона. Тут надо всем есть и закон, и суд — и немалая сумма компенсации от того, что любит и лупит, если он не хочет в тюрьму. А к тому же — огласка, которая повлияет и на его собственный имидж, и на имидж компании… Поэтому Даниэль спросил, чего я хочу, чтобы обойтись без полиции? Я ответила, что свободы.

Он согласился. И, чтобы на свободе мне было на что жить, помог с работой: через какого–то финна, университетского друга своего, шишку в компании «Викинг», устроил на паром. Хоть мог и закопать в лесу — никто бы меня не искал.

Tack sе mycket, DаnЁel1.

1 «Большое спасибо, Даниэль!» (шведск.)

Сначала я работала в баре, потом в казино… Старалась, быстро шла в гору. Появилась на обложке журнала с рекламой парома — и по этой рекламе меня снова нашел Рожон. Он открыл фирму, торговал, возил контрабанду, ему нужен был свой человек на пароме. Я попробовала отказаться, он положил мне руку на спину и сжал пальцы на шее. Когда я очнулась, сказал, что в следующий раз сдавит сильнее.

Две недели я ходила в ошейнике. Не сомневаясь, что в следующий раз Рожон сильней сожмет. Как он с людьми расправляется, я знала, видела, и у меня перед ним был панический страх. Даже перед самой смертью — меньше.

Однажды на паром села одна из наших, салонных… С билетом в люкс на восьмой палубе. Вылупилась на меня, увидев, как на привидение.

У нее в люксе мы немного поговорили… Салон теперь принадлежал конкуренту нашего члена партии. А Рожон убежал, прихватив деньги бывшего хозяина. Не все, но и немало прихватил, если его ищут. Вот и ее снарядили, чтобы посмотрела: он вроде бы в Стокгольме…

В следующий раз я увидела ее не в каюте люкс, а в полицейской хронике. Полиция не могла опознать труп молодой женщины.

Перед рейсом, которым плыл Павал, Рожон сказал, что из Питера посылают кого–то для разборок… Ну и чтобы я повнимательней присматривалась… Особенно к тем, кто в казино крутится, в барах…