Николай Верещагин - Любовь к велосипеду

Развив предельную скорость, он устремился за третьим гонщиком в синей веломайке, мелькающим впереди. Собственно, это был не третий, а тот, кто стартовал прямо перед ним, номер 31. Этот парень также обошел первых двух и, если и проигрывал сейчас ему, то не больше десяти секунд.

Во что бы то ни стало он решил до поворота тридцать первого догнать. Он поставил большую передачу и крутил мощно, с предельным напряжением, будто непрерывно финишировал. Серая полоса асфальта стремительно текла под колеса. Руль подрагивал на выбоинах и мелких камешках. Володя не смотрел но сторонам, не оглядывался назад. Он лишь время от времени вскидывал голову, определяя расстояние до синей майки идущего впереди гонщика, да изредка ловил боковым зрением номера мчавшихся навстречу гонщиков, с удовлетворением замечая, что пока никто из них особенно не вырвался вперед.

Но с тридцать первым пришлось повозиться. Володя уже почти «достал» его к повороту, когда тот, обогнув контролера с красной повязкой, так резво, «танцуя» на педалях, ринулся в обратный путь, будто сил у него еще невпроворот. Пока Володя, сбросив скорость, объезжал контролера, тридцать первый успел сделать значительный просвет. В два- три мощных педальных толчка набрав скорость, Володя ринулся за ним.

Он достал тридцать первого лишь где–то на восемнадцатом километре, но зато вскоре обошел еще двоих. Теперь уже пятеро, шедших впереди него, остались за спиной. Ни у кого из попадавшихся навстречу гонщиков не было такого просвета номеров. Он шел хорошо, очень хорошо, может быть, даже лучше всех. Предчувствие удачи осенило его и прибавило сил.

С вершины последнего подъема уже виден был финиш: автобусы у обочины, маленькие фигурки людей по обе стороны шоссе. Он сильно раскрутил на спуске я на прямой потом поддерживал ту же предельную скорость. Ветер свистел в ушах. Теперь уже но было смысла экономить силы, рассчитывать и взвешивать, теперь нужно было все отдать машине и педалям, все!.. И он сумел отдать все, в счастливом самозабвенном порыве слившись с машиной, уже в каком–то бешеном экстазе безостановочно вращая педали… Он несся к удаче, к победе, он летел!..

Но вдруг что–то заскрежетало в переключателе скоростей, какие–то железки со звоном запрыгали по дороге, цепь с треском сорвалась со звездочек, и педали вхолостую крутанулись неправдоподобно легко… Инстинктивно он нажал на тормоза — велосипед юзом пропер по асфальту и замер… Оглянувшись, он с ужасом понял все. Он забыл подкрутить гайку на повороте — и дрянной переключатель рассыпался на ходу. Сгоряча, отбросил машину на обочине и бросился назад к разбросанным по асфальту гайкам, пружинкам, роликам. Но тут же понял, что все бессмысленно, все пропало, и страшная ярость овладела им. Ругаясь, глотая злые горькие слезы, он ползал по асфальту и собирал разбросанные части переключателя. В припадке бессильной ярости он готов был царапать асфальт ногтями. «Тварь! Подонок!.. — ругал он Полосухина, который не дал ему хорошей машины. — Сволочь! Полусукин!..»

Но исправить уже ничего было нельзя. Один за другим мимо него проносились те, кого он только что так здорово обошел на дистанции. Потом и те, кто стартовал после него, промчались мимо. Он пнул валявшийся на обочине, бесполезный теперь велосипед, сел в пыльную траву на откосе и обхватил голову руками. Из- за гайки, из- за чепухи все пошло прахом! Если бы у него был приличный велосипед!.. Он побеждал!.. Он выигрывал эту гонку! В крайнем случае был бы вторым или третьим… А вместо этого он сидит теперь в пыльной придорожной канаве, а мимо проносятся те, кого он запросто обходил на дистанции… Ярость душила его, бессильная, горькая ярость.

И последний гонщик давно уже промчался мимо него к финишу, когда он поднялся, взял свой поломанный велосипед и в обход, проселочной дорогой вернулся в го​род пешком.

— Сорви сирень, — попросила Галя. — Нет, не сейчас, оглянулась она. — Смотрят… А теперь давай!

Володя подпрыгнул и, поймав ветку, сорвал несколько цветущих кистей. Галя прижала букет к лицу, зажмурилась:

— Аромат божественный 1!..

В скверах красили скамейки суриком, и запах краски, смешанный с ароматом цветущей сирени, настраивал на какой–то беззаботный лад. Трава на газонах пестрела ярко- желтыми цветами одуванчиков. В городе, где почти всегда пахло дымом и окалиной с металлургического комбината, только в это время года витали ароматы сирени, уже отцветавшей черемухи и только еще расцветающих яблонь. В мае, словно утратив на время свой суровый индустриальный облик, он походил на цветущий сад.

— А ты не говорил, как выступил в гонке, — вдруг вспомнила Галя. — Я хотела придти за тебя поболеть, но, знаешь, не смогла вырваться.

Она была в легком, порхающем на ветру сарафанчике, щеки слегка покрылись золотистым загаром — она очень быстро всегда загорала. У нее была новая прическа, розоватый маникюр на руках и вообще такой нарядный вид, что на нее оглядывались прохожие. В своей клетчатой ковбойке и потрепанных кедах Володя выглядел простовато рядом с ней.

-​ Плохо, — сказал он. — И, поколебавшись, надо ли оправдываться, добавил: — Машина ни к черту не годится. Я пятерых обошел в раздельном старте, а перед самым финишем переключатель рассыпался.

-​ Да ну! — огорчилась Галя. — А что же тебе Аркашка хороший велосипед но дал?

— У него на хороших, — усмехнулся Володя, — любимчики ездят… Меня он в черном теле держит.

-​ Но это же несправедливо, — нахмурилась Галя. — А хочешь, я попрошу Аркашку, чтобы дал тебе хороший велосипед? — И видя, что он усмехается недоверчиво, протянула свою узкую загорелую руку: — Ну, спорим, даст…

-​ Нет, не надо, — поспешно сказал Володя, которого даже покоробило от мысли, что Галя будет за него просить.

-​ А почему? — не поняла она. — Это же очень приятно, когда за тебя хлопочут.

— Не знаю, кому приятно, — буркнул он.

— Всем приятно, а ты… Ты какой–то несовременный, — сказала Галя. — Не как все…

Они вышли на площадь, которая справа замыкалась широкой стеклянной витриной гастронома, и тут Галя остановилась. Володя проследил за ее взглядом и увидел двух парней, стоявших возле новенького «Москвича» в компании сильно накрашенных девиц.

— Видишь, — спросила Галя, не отрывая глаз от них, — вон того в красной куртке?

— Ну и что, — хмуро сказал Володя.

— Да это же Заикин. Он в нашем «Авангарде» в нападении играет.

— А мне–то что…

Галя взглянула на него недоуменно, словно удивляясь, как это можно не знать всем известного Заикина и снова перевела взгляд на того. Он, видимо почувствовав ее взгляд, обернулся.

— Хелло! — с нарочитой небрежностью помахала она рукой. Футболист неторопливо, вразвалочку подошел к ним. У него было лицо одновременно располагающее и чем–то настораживающее. Приветливые серые глаза, но у рта какая–то складка самодовольной пресыщенности.