Николай Верещагин - Любовь к велосипеду

Нет, он не завидовал Заикину, отнюдь нет. Ему даже не понравилось, что Галя поставила его на одну доску с Игорем и при этом еще и думала, будто такое сравнение ему польстит. А когда он отклонил эту высокую честь (он усмехнулся про себя этому высокопарному обороту), Галя рассердилась, стала его воспитывать. Он бы стерпел, если бы она отругала его за высокомерие, заносчивость вообще (он и сам чувствовал иногда, что это в нем есть), но она, видите ли, возмутилась, что он ставит себя выше Заикина, Севы и тому подобных «одаренных личностей». Она восприняла это как нелепость. А он, конечно, не смог ее переубедить, не нашел нужных слов. И теперь он с горечью ощущал, что спор этот ставит между ними какую–то скрытую преграду. Будто она вместе с Заипкиным, Севой и Полосухиным по одну сторону черты, а он по другую.

Нет, он нисколько не завидовал Заикину. Если уж на то пошло, он даже его слегка презирал. Да, сам он пока вообще ничего не добился, и вполне может быть, не станет даже такой знаменитостью местного масштаба, как Заикин. Но к этому он и не стремился — у него повыше запросы. Он понимал, что и Галя, и Полосухин, и все другие совсем не обязаны его заранее ценить, воздавать ему почести (он опять усмехнулся) авансом. И он готов был смиренно, терпеливо готовиться к своему звездному часу, чтобы когда–нибудь доказать, чего он стоит, и заслужить их похвалы. Он готов был ждать, но то, что сейчас они явно перехваливали, ни за что превозносили Заикина и ему подобных, как–то заранее обесценивало их будущие восторги в его адрес. И хотя сами эти восторги были еще под большущим вопросом, ему было уже досадно и немного грустно.

Да, из–за какой–то паршивой гайки он проиграл гонку с раздельным стартом, но странно, именно после этого, уже успокоившись, он почувствовал вдруг необъяснимую уверенность в себе, будто кто–то всезнающий, кому можно абсолютно верить, пообещал, что победы у него впереди. Да и обойти в гонке пятерых — тоже кое–что значило! Витя Пряжников занял третье место с результатом на уровне первого разряда, а он чувствовал, что уже способен выиграть у Пряжникова. Но кто поверил бы ему на словах?

Тренеру он тем более жаловаться не стал. Когда По​лосухин спросил, почему он не закончил дистанцию, Володя сказал, конечно, про гайку, но умолчал, что перед финишем уже «заделал» пятерых. Насчет гайки Аркашка сказал, что надо не лениться, машину к соревнованиям лучше готовить. Это было так несправедливо, так возмутительно, что Володя аж задохнулся от обиды.

— Попробуйте сами этот металлолом подготовить! — крикнул он. — Вы мне приличную машину дайте, тогда посмотрим!..

Аркашка посмотрел на него долгим насмешливым взглядом.

— Плохому танцору и яйца мешают, — сказал он, и все засмеялись. Не столько над Володей, конечно, сколько над самим ответом засмеялись, но его словно ки​пятком обварило…

Сейчас, лежа у окна на своем стареньком продавленном диване, он смотрел на звезды, и никак не мог уснуть. В стороне от звездных скоплений, на черном бархате неба мерцала чистым кристаллическим блеском небольшая голубая звезда. он не знал ее названия, но чем–то она притягивала его, и, возвращаясь к ней раз за разом, он уже научился безошибочно ее находить в ночном небе. «Если правда, у каждого человека есть своя звезда, — подумал он, — то эта похожа на мою».

И, глядя на светившую ему из бесконечной дали голубую звезду, он признался себе, что хочет, очень хочет стать классным гонщиком, в пределе — чемпионом мира. Но вместе с этой гордыней в нем странным образом уживалось смирение. Он, например, не переоценивал свои физические возможности. Да, мышечная сила у него есть, скоростные качества тоже, но это не какие–то исключительные данные. Наверное, немало ребят, которые в этом отношении не уступят ему. И в то же время ему казалось, что силой воли, целеустремленностью, умением чувствовать машину, вести гонку, взвешивать и рассчитывать свои силы он превосходит других, и, может быть, значительно превосходит. Во всех книжках по велоспорту подчеркивалось, что смелость, упорство для велогонщика важны не меньше, а то и больше, чем физические данные. Было много примеров того, что состязания выигрывают не всегда самые быстрые и выносливые, что подчас победа достается самым волевым, настойчивым, смело бросающим вызов противнику пли отвечающим на пего. Володя всегда воспринимал это так, будто написано о нем.

Он ощущал в себе одновременно и горделивое чувство избранности, и смиренное сознание собственных несовершенств. Да, он был избран, но отнюдь не для того, чтобы непременно стать чемпионом, а для того, чтобы, отдав все силы годам изнурительных тренировок, мобилизовав всю свою волю и упорство, попробовать это сделать. Для этого тоже надо быть избранным, для этого нужен особый жребий. Что толку ждать от какого–нибудь Ядыкина рекордов? Все равно что ждать от козла молока.

Да, он хотел бы добиться больших высот в спорте. Но не столько о славе мечтал он при этом, сколько о любви. Он хотел стать знаменитым, чтобы все его любили. Не восхищались, не завидовали, а просто любили. Ведь отблеск его славы падет и на них, на тех, среди кого он вырос, кто воспитал его, кто помогал ему или просто по — дружески сочувствовал. И вот это — делиться с людьми своей славой, ощущая их ответную любовь, — казалось ему самым желанным. Даже когда он только думал об этом, у него сладко сжималось сердце и влажнели глаза.

Он хотел бы и своему родному городу принести славу. Магнитогорск всем известен в стране — не проходило дня, чтобы в газетах или по радио не сообщалось, сколько чугуна и стали выплавлено на его знаменитом комбинате, сколько проката выдали его мощные станы. Но это была какая–то однобокая, индустриальная известность. А больше город ничем не выделялся среди других. В нем не создавалось прекрасной музыки и талантливых книг, не было прославленных памятников старины, исторических зданий. Не было у города и громкой спортивной славы. Появлялись неплохие спортсмены, которые успешно выступали в области, на спартакиадах, но среди них не было ни одного чемпиона страны, не говоря уже о чемпионах мира и Олимпийских игр. А как было бы здорово, стань кто–нибудь из его земляков олимпийским чемпионом! Это бы сразу придало родному городу какой–то недостающий ему блеск. И может быть, именно ему, Володе, суждено стать таким чемпионом. Во всяком случае, он должен, он обязан попытаться, если есть хотя бы небольшой шанс.

Не спалось… Звезды гасли на бледнеющем небе. Но еще светилась та голубая звезда. И под ее чистое алмазное мерцание он задремал в остром предчувствии, что, несмотря ни на что, близится для него время свершений.