Адам Шафи Адам - Кули. Усадьба господина Фуада

Люди, стоявшие снаружи, начали разбегаться, а полицейские сразу же бросились в здание, где проходил митинг. Они попытались с ходу прорваться внутрь, но в зале было тесно, рабочие у входа начали оказывать сопротивление. Тогда были пущены в ход дубинки. Послышались крики, стоны. Наконец стало тихо: одним удалось вырваться наружу, другие замерли на месте, с опаской оглядываясь.

Офицер с несколькими полицейскими подошел к Бакари и Фараджи. Его взгляд упал на кожаную папку, но не успел он протянуть к ней руку, как Рашиди метнулся вперед, схватил ее и бросился к выходу. Полицейские попытались остановить его, но Рашиди, лавируя между людьми, ловко выскользнул на улицу и пустился наутек. Наблюдавший за этой сценой офицер, покраснев от злости, повернулся к Фараджи и Бакари.

— Где разрешение на митинг? — прорычал он.

— А почему вы стали избивать людей, вместо того чтобы сразу спросить, есть ли у нас разрешение? — спросил Бакари.

— Я спрашиваю: где разрешение на митинг? — взревел офицер, протягивая вперед руку.

— Мы собрались в помещении — для таких митингов разрешения на требуется, — сказал Фараджи.

— Арестовать обоих! — скомандовал офицер.

— За что? — спросил Фараджи. — Мы не нарушали законов.

— Молчать! — закричал офицер. — Пошли! — на ходу бросил он полицейским, и те схватили Фараджи и Бакари, втолкнули их в машину, отвезли в полицейский участок Нгамбо и бросили в камеру.

А Рашиди без остановки пробежал весь путь от Миембени, где проходил митинг, до Гулиони, где он жил, и, тяжело дыша, вошел в свой дом. Задремавшая уже было Машаву испуганно села в постели.

— Что такое? Почему ты так бежал? — встревоженно спросила она.

Рашиди ничего не ответил. Он прошел к себе в комнату и стал внимательно осматриваться, решая, где спрятать папку.

— Рашиди, я тебя спрашиваю! Что ты натворил? От кого ты бежал?

— Ничего я не натворил, — ответил Рашиди, пряча папку под покрывало.

Машаву встала с постели и теперь уже кричала во весь голос:

— Ну надо же! Прибегаешь откуда-то ночью! Заставляешь меня кричать в такой час! За что мне такое наказание? Видишь же, что я больна, — и все равно шляешься где-то по ночам!

Рашиди, не теряя ни минуты, вышел из дому и направился назад, в Миембени, но там все уже было спокойно, будто ничего и не произошло.

Арест Фараджи и Бакари возмутил рабочих порта, и в ту же ночь они собрались у полицейского участка в Нгамбо.

Ропот и выкрики из толпы усиливались. Тогда старший офицер отдал приказ полицейским вооружиться и занять оборону, после чего вышел к рабочим.

— Уходите отсюда! — начал он. — Ваши друзья находятся под арестом в полицейском участке, и ваше собрание противозаконно. Уходите!

На некоторое время воцарилась тишина, и один из рабочих сказал:

— Пойдемте отсюда! Завтра разберемся.

— Ах ты, гад! — со злостью закричал на него другой. — Сам мотай отсюда.

В толпе разгорелись споры: одни предлагали уйти, другие — остаться. Полицейские, воспользовавшись замешательством, вышли из укрытия и направили на рабочих винтовки. После второго предупреждения, когда обстановка накалилась до предела, грузчики начали расходиться.

Уже ночью весть о забастовке распространилась по всей округе. Портовые рабочие предупреждали безработных держаться от порта подальше. Кто-то из портовиков вызвался пройти с гонгом по рабочим кварталам, призывая людей не выходить на работу.

Наступило утро. Солнце осветило землю первыми лучами. Океан был беспокоен, только иногда из воды выпрыгивал дельфин и снова нырял в глубину. Вдали маячили корабли, похожие на гребни волн на поверхности океана.

Время шло, и в половине восьмого утра, как обычно, раздался гудок, но, казалось, его услышали только мистер Джордж да еще несколько европейцев из компании "Смит-Макензи". В порту было безлюдно, не было привычной суеты и сутолоки. Краны, беспомощно повиснув, замерли в воздухе. У ворот одиноко стоял индиец Рамджу с никому не нужными сейчас пропусками.

Колониальная администрация встревожилась не на шутку. Часов в десять утра машина Отдела информации, оборудованная громкоговорителем, проехала по улицам города, приглашая на работу в порт всех желающих. Но все было напрасно.

А тем временем Фараджи и Бакари все еще сидели в полицейском участке Нгамбо.

— Фараджи, ты не помнишь, кто взял мою кожаную папку? — спросил Бакари.

— Кажется, Рашиди. Если папку взял он, то можешь не беспокоиться. Это свой парень.

Железная дверь их камеры с грохотом открылась, и вошел полицейский.

— Выходите! — скомандовал он.

Конвойный отвел их в комнату, где за столом сидел незнакомый полицейский офицер-англичанин. Огромный и толстый, он был похож на сидящего бегемота.

— Вы что, хотите неприятностей? — спросил офицер.

— Нет, мы хотим человеческих условий работы, — спокойно и твердо ответил Фараджи.

— Сегодня же все должны выйти в порт, — злобно отчеканил офицер.

— У рабочих есть право на забастовку, — сказал Фараджи.

— Если ваши люди не выйдут на работу, мы будем вас судить! — повысил голос офицер и позвонил в колокольчик.

В дверях вырос полицейский.

— Уведите их обратно в камеру! — приказал офицер.

На третье утро после ареста Фараджи и Бакари в здании профсоюза стали собираться люди. Первым пришел Чум — один из членов исполкома профсоюза портовых рабочих. В зале повсюду валялись сломанные стулья и скамьи, разбросанные бумаги. Скоро подошли другие рабочие. Стали решать, как быть дальше. Чум предложил срочно созвать заседание исполкома профсоюза, а остальным во избежание полицейских преследований пока разойтись. Так и сделали.

На заседании решили послать в комиссариат полиции делегацию рабочих.

На переговоры с комиссаром отправились Чум, Убва и Мбарака. Они сели на велосипеды и быстро добрались до дворца Бейт-эль-Аджаб, где располагался комиссариат полиции. Комиссар согласился принять рабочих, но заставил их прождать в приемной около часу. Он встретил их, сидя за столом в своем просторном кабинете.

— What can I do for you? [14] Чем могу быть полезен? (англ.). — нарочито вежливо спросил он.

Чум и его друзья, которые не знали английского языка, недоуменно переглянулись и пожали плечами.

— Я спрашиваю, что вам здесь нужно? — резко меняя тон, спросил комиссар, переходя на суахили.

Чум и Убва снова переглянулись, решая, кому начать. Убва уже открыл было рот, но резкий голос полицейского комиссара прервал его:

— Вы что, тоже захотели в тюрьму?

— Мы пришли сюда, чтобы узнать, за что арестовали наших друзей, — с достоинством проговорил Убва.

— Ваши друзья — смутьяны, и если вы будете устраивать беспорядки, то тоже окажетесь в тюрьме.