Адам Шафи Адам - Кули. Усадьба господина Фуада

— Спасибо вам, — поблагодарила госпожа Маимуна лекаря, когда тот собрался уходить. Лицо ее покраснело и распухло от слез.

— Все во власти аллаха! — вздохнул шейх и ушел.

Госпожа Маимуна сделала все, как ей сказал знахарь, но это не помогло. Она не отходила от постели мужа всю ночь, а на рассвете он скончался. Скоро известие о смерти господина Малика распространилось повсюду, и к десяти часам утра окрестные помещики и богатые люди из города начали собираться в усадьбе покойного.

В округе долго помнили похороны господина Малика. Богослужение, которое началось следом за послеполуденной молитвой, продолжалось три дня подряд, и три дня никто из соседей не готовил у себя еду: ее подавали на похоронах. Даже нищих там кормили и щедро одаривали милостыней.

Бедная Киджакази! Смерть хозяина была для нее тяжелым ударом. Каждый вечер она приходила на кладбище и подолгу плакала на его могиле.

После окончания траурных церемоний родственники господина Малика занялись описью наследства. Из заветного сундука было вынуто его содержимое: золотые сабли, серебряные кинжалы, золотые браслеты, расшитые серебром туфли. В потайных ящичках сундука нашли много денег и завещание господина Малика, согласно которому все имущество покойного наследовал Фуад, а его опекуном до совершеннолетия становился господин Зейн.

Госпожа Маимуна провела в трауре четыре месяца и десять дней. В течение всего этого времени жены помещиков часто наведывались в усадьбу, чтобы ободрить безутешную вдову. Наконец траур кончился, но оправиться после смерти супруга ей так и не удалось. Еще год она поболела, а потом умерла, и ее похоронили на кладбище рядом с мужем.

Господин Зейн не обкрадывал юношу, поскольку сам был настолько богат, что мог иметь все, что пожелает. Десять лет находился Фуад на попечении господина Зейна, который учил его всему, что должен знать богатый землевладелец: как управлять хозяйством, как вести финансовые дела, как распоряжаться людьми. А когда молодому человеку исполнилось двадцать пять лет, он сам вступил во владение своей собственностью. Теперь Фуаду безраздельно принадлежали поля и все остальные богатства покойного отца. Благодаря усилиям нового хозяина поля по-прежнему давали отменный урожай, площадь посевов увеличили, возвели каменный коровник и надстроили второй этаж к амбару.

Что же касается Киджакази, то в ее жизни ничего не изменилось. Она трудилась так же, как и при покойном господине: закончив одну работу, тут же принималась за другую — и так с утра до позднего вечера. Наверное, во всем имении не было человека, который работал бы так много и старательно.

Однажды вечером, осматривая свои владения, Фуад заглянул на скотный двор. И надо же было так случиться, что именно в это время уставшая Киджакази случайно заснула прямо в коровнике, прислонившись спиной к каменной опоре.

Фуад тихонько подкрался к Киджакази и пнул ее ногой.

— Ой! Простите меня, господин, — запричитала проснувшаяся Киджакази, превозмогая боль и испытывая жгучий стыд за свой ужасный проступок.

— Ты что себе позволяешь? Я думаю, что ты работаешь, а ты спряталась здесь и дрыхнешь? — рассвирепел Фуад.

— Простите меня, господин. Это больше не повторится!

Сама не своя от смущения и страха, Киджакази схватила пустые ведра и бросилась к колодцу за водой.

— Старая дура! Безмозглая дрянь! Не можешь работать? Хочешь сидеть на моей шее? — продолжал кричать Фуад, хотя дверь за служанкой давно уже закрылась и он остался в коровнике один.

Киджакази набрала воды, тут же вернулась и стала разливать воду в поилки. Потом сходила к колодцу еще раз, потом еще и еще — и так до тех пор, пока не напоила всех коров.

Только закончив работу, Киджакази с тревогой задумалась о случившемся. "Я так провинилась перед господином, — терзалась она. — Что же он теперь подумает обо мне!" В ту ночь Киджакази не могла заснуть. "Ничего, этого больше никогда не повторится", — успокаивала она себя.

Киджакази поднялась с первыми петухами и сразу пошла доить коров. Закончив дойку, она вышла из коровника и лицом к лицу столкнулась с Фуадом, который уже проснулся и прохаживался по двору, стряхивая с себя остатки сна. Она остановилась в замешательстве, сердце ее учащенно забилось.

— Ну что, подоила коров? — строго спросил хозяин.

— Да, господин, — ответила Киджакази.

— Ладно, чтобы к моему возвращению все коровы были накормлены! — распорядился Фуад и отправился посмотреть, как идут работы в поле. Пройдя немного, он остановился и позвал Киджакази:

— Эй ты!

Она вздрогнула от неожиданности и обернулась, чуть не расплескав молоко.

— Не забудь попасти коз, — распорядился Фуад.

Сделав еще несколько шагов, он снова окликнул служанку:

— Да, кстати, сегодня нужно еще коровник вычистить.

Киджакази отнесла молоко под навес у дома. Фуад сам следил за тем, сколько молока надоено, не доверяя слугам, носившим его в город на продажу.

Во время разговора с хозяином Киджакази со страхом ждала, что Фуад напомнит ей о вчерашнем, но он ничего не сказал, и теперь словно гора свалилась у нее с плеч.

Киджакази жила в своем замкнутом мирке, не зная того, что происходило вокруг. А события в стране принимали невиданный доселе оборот. Рабочие начали борьбу за свои права. Колониальная полиция подавляла их выступления, применяя огнестрельное оружие, дубинки, гранаты со слезоточивым газом. Рабочие вожаки и наиболее активные участники выступлений попадали в застенки, где их зверски пытали. И все же, несмотря на репрессии, забастовки, демонстрации, митинги и тайные сходки не прекращались. Народ требовал уничтожения эксплуатации и предоставления стране независимости.

Но Киджакази жила вне времени. С детства она гнула спину на хозяина и не представляла себе иной жизни. Друзей у нее не было; никто никогда не разговаривал с ней, никто не мог рассказать ей о том, что происходит вокруг. До нее долетали лишь обрывки случайно услышанных чужих разговоров, но ей не было до них никакого дела. Она довольствовалась тем, что имела, и благодарила бога за то, что он дает ей силы честно выполнять свой долг.

Батраки — мужчины и женщины, взрослые и дети — приходили и уходили, а Киджакази оставалась. Многие из батраков работали у Фуада так недолго, что она даже не успевала узнать их имен, а люди у хозяина долго не задерживались: мало кто мог терпеть его жестокость и грубые выходки. Ко всем, кто работал на него, он относился как к своим рабам.

На Фуада батрачило много людей, но не все были такие покорные, как Киджакази. Взять хотя бы Мариам. Это была симпатичная девушка с красивой фигурой. Ее искрящиеся глаза были похожи на яркие звезды, свет которых пробивается даже через толщу облаков. Мариам работала очень старательно, но не хотела, чтобы из нее выжимали все соки и помыкали ею как скотиной. Если она чувствовала, что устала, то находила время отдохнуть.