Марина Сергеева - Новые бродяги

***

Томск не только трепетно хранил свои предания и памятники, но, как и полагается развивающемуся городу, активно создавал новые. Рита была поражена обилием памятников самым необычным предметам, пожалуй, такого она не видела раньше ни в одном городе. И каких только памятников тут не было: и деревянному рублю в виде гигантской, выше человеческого роста, монеты, и счастью, которое символизировал сытый волк из мультфильма «Жил-был пёс», и тапочкам у входа в гостиницу, и капусте напротив местного роддома и еще много-много чему, всего и не перечислишь. Особенное впечатление произвел на Риту памятник А.П. Чехову с очень по-чеховски ироничным названием «Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего «Каштанку». Эдакий Антон Павлович в перспективе, если смотреть на него лежа: большущие ботинки, постепенно сужающаяся фигура и маленькая голова. Зря, видимо, Чехов когда-то написал о городе «Томск – скучнейший город … и люди здесь прескучнейшие». Не тут-то было, они взяли да и поставили вот такой памятник, то ли в отместку, то ли в доказательство своего чувства юмора. Но томичи не злопамятные, из каких бы соображений ни ставили памятник, но вскоре они его искренне полюбили и с удовольствием демонстрируют гостям города.

Все эти мысли проносились у Риты в голове, пока она спускалась по винтовой лестнице с пожарной каланчи на здании музея истории, которое расположилось на месте первого Томского острога, построенного еще в 1604 году. С тех пор город не раз горел, перестраивался, расширялся; менялись люди, стили, мода. И только верный Афанасий продолжал хранить город, днем и ночью неотрывно глядя на него своими зоркими деревянными глазами.

Мечтай!

***

«Главным стремлением людей всегда было понять друг друга, объединиться ради общего блага».

Антуан Де Сент-Экзюпери писал эти строки во время гражданской войны в Испании и незадолго до оккупации нацистами Франции.

Наивно, скажете вы. Возможно. Но в этом он не одинок. Вот ещё один пример. Братья Райт и Альберто Сантос-Дюмон всегда соперничали за право называться первыми изобретателями самолёта. Но…

Братья Райт заботливо патентовали свои изобретения и продавали американскому правительству для использования в военных целях.

А Сантос-Дюмон считал, что авиация приведёт к новой эре всеобщего процветания и должна быть для всех. Он опубликовал проектные документы самолёта «Демуазель» ( «Стрекоза») для всеобщего доступа. А что в итоге: авиакатастрофа на все той же «Демуазель», болезнь, одиночество, депрессия, самоубийство.

Что руководило такими людьми как Сент-Экзюпери и Сантос-Дюмон? Что заставляло их, наплевав на все законы биологической целесообразности и естественного отбора, продолжать верить в свою мечту?

Один из героев фильма «Амели» сказал: «Мечтателям сейчас не сладко».

Мечтателям во все времена не сладко…

И все же… Не примите мои слова за иронию: мечтайте и помните, что вы не одиноки. Мечтателям всегда непросто, но они делают наш мир чуточку ярче и добрее .

***

Рита отложила книгу и блокнот. После «Маленького принца» её охватили мысли о самолетах и мечтателях. Снова раскрыла «молескин», перечитала написанное и всхлипнула. Уже третий день Рита не вставала с постели в маленькой гостиничке на окраине Улан-Удэ, и все три дня температура не желала снижаться. Еще в поезде Томск-Улан-Удэ она почувствовала себя неважно, а по прибытии в город совсем слегла. Рита была категорически против поезда. Ну, уж нет, трястись почти двое суток да еще с пересадкой в Юрге, на это даже новые бродяги не подписывались. Но когда стали искать билеты на самолет выяснилась, казалось бы, невероятная вещь – время в пути на самолете составит 21 час с копейками. Оказалось, прямых рейсов в природе не существует. Есть с пересадкой в Иркутске и дозаправкой в Красноярске, а на такие подвиги даже бродяг с их обилием свободного времени и полной непредсказуемостью маршрута не очень тянуло, ну, или через Москву, что совсем уж не укладывалось в сознании.

– Жизнь прекрасна и удивительна, но, в основном, все-таки удивительна, – съязвила Рита и согласилась на поезд.

В поездах, если вдуматься, всё-таки гораздо больше романтики, чем в самолетах. Смотри себе в окно на пролетающие мимо пейзажи, прихлебывая горячий чай из раритетных граненых стаканов в не менее раритетных подстаканниках (молодежь и слова-то такого не знает, подумала Рита) да отсчитывай время в пути. Можно завернуться в одеяло на верхней полке и уединиться с книгой ото всего мира, а заодно и от попутчиков. А как хорошо спится под умиротворяющий стук колес и легкое покачивание вагона. Ну, еще можно прогуляться в вагон-ресторан и поболтать с соседями по купе, если приличные попадутся. Сосед попался вполне приличный, но вдрызг простуженный. Да еще в купе от окна дуло немилосердно, по ночам укрывались всем, что только могло сгодится для этой цели. Но все равно к концу первых суток Рита почувствовала, что безнадежно заболевает. Как Костя привез её в гостиницу, она помнила смутно.

– Привет страждущим, – Костя раскраснелся с мороза и выглядел довольным. Ему удалось приобрести приличный зеркальный фотоаппарат, о котором он мечтал с самого начала путешествия.

– Я тебе лекарства принес. Апельсинов, извини, в это время года здесь днем с огнем не найдешь.

– Я не хочу апельсинов, – прохлюпала Рита, – я хочу на море.

– Так в чем проблема? Выздоравливай и поехали.

Легко сказать – поехали. Косте повезло, у него с собой оказался загранпаспорт, то ли случайно, то ли всерьез готовился прямиком из Тюмени рвануть странствовать. Рита-то всегда думала, что эта мысль пришла Косте в голову прямо там и была немедленно реализована. О том, что он мог готовиться заранее, она никогда не задумывалась.

Пришлось Рите звонить домой, просить выслать паспорт почтой, что-то объяснять. А она ох как не хотела сейчас что-то кому-то объяснять, она только начинала втягиваться в бродячую жизнь и пока самой себе-то толком ничего не могла объяснить, не то, что близким.

Через три дня Рита окончательно поправилась, и они с Костей отправились в Иволгинский дацан, ради которого, собственно, Ритой и была инициирована поездка в Улан-Удэ. Она давно мечтала там побывать, и раз уж они забрались так далеко в Сибирь, грех было не воспользоваться случаем и не доехать до знаменитого буддистского монастыря. Ехать было всего ничего, дацан располагался на окраине города в селе Верхняя Иволга, от которого и получил свое название, и уже через 20 минут бродяги входили в ворота монастыря. Снаружи он выглядел как сказочный теремок: ярко раскрашенный с резными воротами, причудливыми крышами и рядами разноцветных флажков, тянущихся от них. Ни дать, ни взять, пряничный домик. Войдя внутрь, Рита была ошарашена и сбита с толку громкими звуками песнопений (или как там это у буддистов называется), блеском статуй и широким коммерческим размахом: здесь бойко торговали буддистскими атрибутами и реликвиями, обрядами и благословениями. Рита всегда остро чувствовала как энергию намоленного места, так и её отсутствие. В дацане ей было неуютно и даже страшновато. Костя ничего такого не почувствовал, но было видно, что и его достопримечательность не впечатлила. Поскорее выбравшись на улицу, бродяги прогулялись по территории дацана. Деревья с повязанными на них разноцветными сильно полинявшими ленточками вызывали совершенно определенные ритуальные ассоциации, доски для простираний больше напоминали средневековые орудия пыток, чем места благоговейных поклонов. Вся территория пестрела объявлениями вроде этого: