Си Лай - Сексуальное учение Нефритового дракона

Тысячи вопросов возникли у меня в уме. Ни один из них на самом деле не имел смысла, и я не знал, смеяться мне или плакать. Цинь Хуа протянула мне записку, которая гласила: «Если ты не способен прямо взглянуть в лицо своей сексуальности, ты никогда не достигнешь истинной духовности. Твой земной дух ведет к раскрытию духа небесного. Посмотри на то, что создало тебя, и ты поймешь, что дарует тебе бессмертие». Когда я закончил читать, я взглянул вверх и увидел, что она сочувственно мне улыбается. Это была одна из тех улыбок, на которые невозможно не улыбнуться в ответ, и вся моя нервозность куда-то подевалась. Будто не было долгих лет мук и сомнений; к тому же я понял многое из того, что когда-то прочитал, но смысл чего остался для меня темен. «Конечно, — подумал я, — как я мог упустить все это?» Моя голова парила в небесах, а ноги не стояли на земле. Неудивительно, что я не ощущал своей связи с прочими вещами, как если бы я был перышком, трепещущим в воздухе. Учитель Чан широко улыбался мне, как если бы знал, что мой разум прояснился и избавился от всего хранящегося там мусора.

Затем Цинь Хуа взглянула на учителя Чана и мягко сказала:

— Хорошо. Подготовь его и отправь ко мне в дом, когда сочтешь это нужным.

Она поднялась с табурета, мы обменялись вежливыми жестами, и она прошла к главным воротам по выложенной камнем дорожке, оставив меня с учителем Чаном. Несколько минут мы провели в молчании, очищая и убирая чаши для вина и бутылочку с персиковой настойкой в красивую, покрытую красным лаком коробочку. Мы прислушивались к жужжанию цикад и брачным песням кузнечиков, которые становились все громче с наступлением вечера.

На протяжении двух часов учитель Чан подробно разъяснял мне, в чем состоит практика учения Зеленого дракона — Белой тигрицы, а также то, как оно связано с моим личным опытом и склонностями того времени, когда я обитал в доме своих родителей. Его слова задели во мне такую глубокую струну, что на глаза навернулись слезы. Учитель Чан открыл мне, что мой отец был знаком с Цинь Хуа, и если бы не его дело и если бы не семья, он сам стал бы Нефритовым драконом с одной из ее Белых тигриц. Эта новость ошеломила меня, но прояснила вопрос о том, откуда в доме моего отца столько даосских руководств по технике секса. Последние слова настоятеля тем вечером были таковы, и я не забыл их по сей день, поскольку они прозвучали для меня высокой истиной:

— Сексуальность может быть ядом, но может быть и лекарством, ведущим человека к высотам духовности и к бессмертию. Цинь Хуа владеет этим лекарством; я советую тебе причаститься ему.

Несколько дней спустя я проснулся ранним утром и впервые отправился в городской дом Цинь Хуа, расположенный в десяти или более милях от храма. Мне предложили поехать в повозке, но я отказался, подумав, что для простого народа и жертвователей храма будет неприятно взирать, как молодой монах едет на повозке, словно царственная особа или богатый купец. Закончив омовение, медитацию и завтрак из рисовой каши с маринованными овощами, я пешком отправился в город Нанцзин.

Прибыв к главным воротам дома Цинь Хуа, усталый и покрытый потом от долгого похода жарким утром, я позвонил в колокольчик, висящий рядом с дверью. К моему удивлению, дверь открыл огромный мужчина по имени Большой Тань. Как я узнал позднее, он был монголом. Наклонившись, чтобы голова его прошла под дверным косяком, он сурово посмотрел на меня и спросил, чего я хочу.

Захваченный врасплох, я сделал пару шагов назад и нервно сказал:

— Я... Я... Я из храма Небесных врат и пришел сюда, чтобы увидеться с почтенной Цинь Хуа. Она сама пригласила меня прийти.

На его лице тут же возникла широкая улыбка, которая совершенно изменила его грубую внешность. Он сказал:

— Ох, простите меня, учитель Ли. Она ждет вас. Идите за мной в приемную.

Я прошел в дверь и увидел, насколько большим является Тань. Ростом он был почти два метра, а весил, наверное, больше ста тридцати килограммов. На поясе его висела длинная сабля, носки сапог были окованы сталью, руки были огромны и выглядели так, будто способны сокрушить камень. Пока мы шли в приемную, он все извинялся за проявленную грубость и за то, что напугал меня. Он был очень вежлив, этот великан, но мне было заранее жаль любого человека, который оказался бы достаточно глуп, чтобы вызвать его гнев.

Доставив меня туда, где я должен был ожидать встречи с Цинь Хуа, он извинился и вернулся на свое место у главных ворот. Дом ее был прекрасен, украшен с необычайным изяществом и, судя по тому, что я успел увидеть, достаточно велик — по крайней мере в три раза больше, чем прежнее обиталище моей семьи. Пока я сидел, рассматривая разные вещи, находящиеся в комнате, юная девушка принесла мне чай и любезно налила его в чашку. Она поставила чайник рядом с еще двумя чашками и мило мне улыбнулась, а затем поспешила прочь. Через несколько минут появилась Цинь Хуа с удивленной улыбкой на лице. Ее сопровождала еще одна молодая женщина, которая напомнила бы мне о моей сестре Мэй Ли, если бы Мэй Ли одевалась в такие превосходные шелка. У нее были длинные, роскошные черные волосы, убранные в хвост, ниспадающий до колен. Очевидно, она тщательно соблюдала личную чистоту. Коротко говоря, она была ослепительно прекрасна.

Цинь Хуа очень мягко заговорила со мной, сказав:

— Ты оказал мне честь, предприняв столь дальнее путешествие. Я вижу, что ты шел пешком, и предлагаю тебе отдохнуть и отобедать после того, как мы немного побеседуем, если это тебя не затруднит.

Я согласился, и она продолжила:

— Я полагаю, твой знаменитый наставник воспользовался возможностью прояснить тебе некоторые подробности нашего учения, и по твоему присутствию здесь я заключаю, что ты принял решение стать Нефритовым драконом. .

И снова я вежливо кивнул, выражая согласие. Затем она представила мне юную девушку — она носила имя Лин И («Дух Легкости») и уведомила меня о том, что Лин И приняла меня своим первым Нефритовым драконом. Вместе мы должны были погрузиться в глубины этого древнего учения. Я встал и низко поклонился ей в пояс, чтобы выразить, что польщен и благодарен ей за ее решение. Она хихикнула и что-то прошептала на ухо Цинь Хуа, отчего обе засмеялись. Цинь Хуа объяснила мне:

— Она находит тебя привлекательным и теперь понимает, почему твоим даосским именем стало «Бессмертный Бамбук» — ты тонок, словно бамбук.

Услышав это, я сам не смог сдержать смеха, поскольку и впрямь выглядел, как тонкий побег бамбука, но учитель Чан сказал мне, что дал мне такое имя, поскольку мне очень нравилось медитировать, глядя на бамбук, растущий за окнами моей комнаты в храме.

В доме Цинь Хуа нам выделили особые покои — три комнаты на верхнем этаже дома, включающие в себя массажную комнату (где Лин И делала массаж Зеленым драконам), спальню и приемную. Это, однако, было не бесплатно, и я обязался выплачивать Цинь Хуа и Лин И часть годового дохода, получаемого мною от одной семьи, которая приобрела дело моего отца, а также часть денежного довольствия, получаемого мною в храме. Но все это нисколько меня не стесняло, а учитель Чан объяснил, что женщинам этой секты нужны деньги, чтобы практиковать свое учение, точно так же, как деньги нужны и храму Небесных врат.